подножия до верхушки башни 300′, то и от верхушки до подножия, наверное, будет тоже 300′[1].
Ввиду этого, нечего удивляться, что гениальные люди, по большей части, кажутся необщительными, а иногда даже отталкивающими: виною тому не недостаток общительности; нет, самое странствие их по этому миру напоминает прогулку человека, в прелестное раннее утро, когда он с восхищением созерцает природу во всей ее свежести и великолепии, но должен этим ограничиться, потому что кругом нет общества — за исключением разве крестьян, которые, склонившись к земле, возделывают поле. Оттого великий ум часто и предпочитает свой монолог звучащим в мире диалогам; если же порою он и примет в них участие, то возможно, что их пустота вынудит его снова обратиться к своему монологу, и он забудет про своего собеседника или же, по крайней мере, станет говорить с ним, как ребенок с куклой, не заботясь о том, понимает он его или нет.
Скромность в человеке великого ума очень понравилась бы людям; но, к сожалению, она представляет собою contradictio in adjecto. Ведь для этого великому человеку пришлось бы мысли, мнения и взгляды, а также приемы и манеры других, — и притом других, имя которым легион, — пришлось бы предпочесть своему собственному внутреннему достоянию, обесценить, подчинить и приноровить его к чужому, несмотря на все существенное отличие между ними, и даже совершенно подавить свои воззрения чужими. Но в таком случае он ничего не создал бы и не сделал, — разве, впрочем, то же, что и другие. Великое, настоящее и необыкновенное может он творить лишь в том случае, если не будет считаться с приемами, мыслями и воззрениями своих современников, спокойно созидая то, что они порицают, и презирая то, что они превозносят. Без такого дерзновения не может быть великого человека. Если же его жизнь и творчество придутся на такую эпоху, которой не под силу будет его понять и оценить, то все же он останется самим собою и будет подобен тогда знатному путешественнику, которому пришлось остановиться на ночь в жалкой гостинице: на следующее утро он с удовольствием отправится в дальнейший путь.
Впрочем, мыслитель или поэт должны быть довольны своим веком уже в том случае, если им посчастливится без помехи мыслить и творить в своем уголке; равно как и своею участью должны они быть довольны, если жизнь предоставляет им такой уголок,
- ↑ Поэтому великие умы обязаны с некоторой снисходительностью относиться к ничтожным; ибо велики они только в силу ничтожности последних: ведь все на свете относительно.
