спасал от гибели, переписывал и прятал творения великих умов, Гомера, Платона, Горация и т. д., доказывая этим, что он понимал их ценность. Я изумлялся отдельным, частным деяниям; я открывал порою черты ума и таланта, как бы по наитию проявлявшиеся у людей, которые в других отношениях не возвышались над толпою; и подчас их, эти дарования, обнаруживала и самая толпа, когда она, составив свой большой и полный хор, как это большей частью бывает, судила очень правильно, подобно тому как сочетание даже необученных голосов, если только их очень много, всегда создает гармонию. И люди, которые возвышаются над этим уровнем, которых именуют гениями, представляют собою только lucida intervalla всего человечества. Поэтому они и творят то, в чем другим безусловно отказано. В силу этого оригинальность их так велика, что не только бросается в глаза их отличие от остальных людей, но и собственная индивидуальность каждого из них выражена так сильно, что все когда-либо существовавшие гении безусловно различаются между собою чертами характера и ума, почему каждый из них своими творениями принес миру такой дар, которого мир никогда не мог бы получить решительно ни от кого другого во всем человечестве. Оттого выражение Ариосто: natura lo fece, e poi ruppe lo stampo (природа создала его и потом разбила форму) и представляет собою необыкновенно меткое и по справедливости знаменитое сравнение.
Вследствие того, что силы человека вообще имеют предел, каждый великий ум является таковым лишь при том условия, что в нем, и в интеллектуальном отношении, есть какая-нибудь безусловно слабая сторона, т. е. способность, в которой он уступает даже умам посредственным. Сторона эта как раз та, которая могла бы помешать его преобладающей способности; впрочем, ее трудно было бы определить одним словом, даже у всякой данной личности. Ее можно охарактеризовать скорее косвенным образом: например, слабая сторона Платона как раз та, которая составляет силу Аристотеля: и vice versa. Слабая сторона Канта как раз та, в чем велик Гете, и vice versa.
Люди с большой охотой благоговеют перед чем-нибудь; но, обыкновенно, они в своем благоговении стучатся не в надлежащие двери и остаются у них до тех пор, пока потомство не обратит их на должный путь. А затем, благоговение, которое образованная толпа воздает гению, так же легко вырождается в нелепый культ реликвий,
