простые формы нашего познания и принадлежат единственно нашим представлениям. Следовательно, их определения, в сущности, субъективны и не имеют никакого отношения к моменту чисто-объективному, независимому от нашего познания, к вещи самой в себе. Как только же мы, хотя бы даже в механике, заходим далее чисто математической стороны дела и приступаем к непроницаемости, тяготению, плотности, текучести или газообразности, нас останавливают уже такие явления, которые так же загадочны для нас, как мышление и воля человека, т. е. нас встречает прямо непостижимое; ибо такова каждая сила природы. Куда девалась, таким образом, та материя, которую вы столь интимно познали и поняли, что все хотите из нее объяснить и все на нее свести? — Вполне доступна и постижима для нас всегда только чисто-математическая сторона дела; ибо она коренится в субъекте, в нашем собственном представляющем аппарате. Как только же выступает на сцену нечто истинно объективное, нечто не поддающееся априорному определению, то, в последней своей инстанции, оно непременно оказывается непостижимым. Вообще, все, воспринимаемое чувствами и рассудком, представляет собою совершенно поверхностное явление, не затрагивающее истинной внутренней сущности вещей. Так думал Кант. Если же вы предположите в человеческой голове, как Deum ex machina, некий дух, то вы должны будете, как я уже сказал, допустить дух и в каждом камне. С другой стороны, если ваша мертвая, чисто пассивная материя может стремиться к земле как тяготение, или как электричество — притягивать, отталкивать и давать искру, то, как мозговая масса, она может и мыслить. Короче, под всякий мнимый дух можно подвести материю, равно как и, наоборот, под всякую материю — дух; из чего вытекает, что противоположение между ними ложно.
Таким образом, философски истинно не декартовское деление всех вещей на дух и материю, а подразделение их на волю и представление; при чем обе эти классификации нисколько не параллельны одна другой. Ибо последняя одухотворяет все, перемещая, с одной стороны, в представление все, что в первой классификации вполне реально и объективно, — тело, материю, а с другой — сводит к воле внутреннюю сущность каждого явления.
Происхождение представления материи вообще, как объективного и совершенно бескачественного носителя всяких качеств, я объяснил впервые в главном своем произведении, т. I, стр. 9 (3 изд., стр. 10), впоследствии же, более отчетливо и подробно, — во втором издании своего рассуждения о законе достаточного основания § 21, о чем и упоминаю здесь для того, чтобы мои читатели никогда не упускали из виду этого нового и существенного для моей философии учения. Согласно ему ма-
