обусловливается прежде всего интеллектом, последний же — физиологическим процессом. Ибо он, очевидно, представляет собою функцию мозга и, следовательно, обусловлен совместным действием нервной и кровеносно-сосудистой систем, точнее же — получающим от сердца свое питание, жизнь и непрерывную пульсацию мозгом, которого искусным и таинственным строением, недоступным пониманию физиологии, несмотря на описание анатомии, обусловливлается феномен объективного мира и механизм нашего мышления. У бестелесного существа немыслимо не только индивидуальное сознание, но даже сознание вообще, так как условие всякого сознания, познание, необходимым образом являет собою функцию мозга, ибо именно интеллект и представляется объективно в виде мозга. — Итак, подобно тому как физиологически, т. е. в эмпирической действительности, в явлении, интеллект выступает как нечто вторичное, как результат жизненного процесса, точно также и психологически он вторичен, в противоположность воле, которая одна первична и всюду первоначальна. Даже самый организм, это, собственно говоря, та же воля, проявляющаяся наглядно и объективно в виде мозга, — именно, в присущих ему формах пространства и времени, как это неоднократно разъяснено мною, в особенности в „Воле в природе“ и в главном моем произведении т. 2, гл. 20. Так как сознание, вследствие этого, присуще воле не непосредственно, а обусловливается интеллектом, а интеллект — организмом, то не остается никакого сомнения, что смерть гасит сознание, — как то бывает уже во сне и при всяком обмороке[1]. Но утешьтесь! Какое это сознание? — мозговое, животное, немногим лишь возвышающееся над сознанием зверей, поскольку оно, в сущности говоря, обще у нас со всем животным царством, хотя и достигает в нас своей вершины. Я уже в достаточной мере доказал, что оно, по своей цели и происхождению, не более, как простое μηχανη природы, крайнее средство помощи животным существам в их нуждах. Напротив, состояние, в которое переносит нас смерть, является нашим изначальным, т. е. это — прирожденное состояние существа, изначальная сила которого проявляется в созидании и поддержке прекращающейся теперь жизни. Это, именно, есть состояние вещи в себе, в противоположность явлению. В этом изначальном состоянии такое крайнее средство помощи, как мозговое, крайне посредственное познание, касающееся поэтому только явлений, — без сомнения, совершенно излишне; потому-то мы его и утрачиваем. Утрата познания равняется для нас уничтожению мира явлений,
- ↑ А разлюбезное это было бы дело, если бы интеллект не утрачивался вместе со смертью: тогда можно было бы целиком унести с собою в другой мир знание греческого языка, изученного в этом мире.
