Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. III (1910).pdf/873

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 724 —

бождении Пуруши (ст. 60). Далее, через всю книгу проходит учение, что конечная цель — освобождение Пуруши, а потом вдруг оказывается, что освободиться должна Пракрити (ст. 62, 63). — Всех этих противоречий не было бы, если бы Пракрити и Пуруша имели общий корень, на который, ведь, — хотя и вопреки Капиле — все и указывает, или если бы Пуруша была модификацией Пракрити, т. е., в том и в другом случае, — если бы исчез дуализм. — Осмыслить всю эту историю я могу, только видя в Пракрити — волю, а в Пуруше — субъект познания.

Своеобразную черту мелочности и педантизма представляет в Санкхья возня с числами: перечисление и нумерация качеств и т. п. Но это, кажется, в духе страны, так как то же самое мы встречаем и в буддийских памятниках.

§ 188.

Моральный смысл метемпсихозы, во всех индийских религиях, заключается не только в том, что всякий неправый поступок, нами совершаемый, мы должны будем искупить в одном из следующих наших возрождений, но и в том, что всякую обиду, которая нас постигает, мы должны считать заслуженной нашими дурными делами в одно из прежних существований.

§ 189.

Что три высшие касты называются возрожденными, может, пожалуй, как обыкновенно и принимают, объясняться тем, что инвеститура священным шнуром, дарующая юношам этих каст совершеннолетие, есть как бы второе рождение; но истинное основание этого — то, что рождение в этих кастах всегда предполагает значительные заслуги в предшествующей жизни, в которой человек поэтому самому должен был существовать уже как человек, между тем как тот, кто родится в низшей касте, или еще ниже, мог до тех пор быть и животным.

§ 189 bis.

Вам смешны эоны и кальпы буддизма! Да, христианство стоит на высоте, с которой ему видно лишь ограниченное время; буддизм — на такой высоте, с которой ему открывается бесконечность во времени и пространстве; эта бесконечность и становится его темой.

Как Лалиставистара, вначале довольно простая и естественная, становилась все сложнее и замысловатее с каждой новою редакцией, которой подвергалась на каждом следующем соборе, так же точно изменялась и самая догма, которой немногие, простые и величественные