время, как уже сказано, по недостатку оригинальности, носит на всех этих вещах печать бесхарактерности. Но особенно достойно сожаления то, что образцом себе оно преимущественно избрало грубое, глупое и невежественное средневековье, с которого иногда переходит на время Франциска I французского и даже Людовика XIV.
Как его внешняя сторона, которая сохранится в картинах, статуях и созданиях архитектуры, должна будет импонировать будущим поколениям! Продажные льстецы обозначают его характерно благозвучным именем „Jetztzeit“, как будто именно оно и есть настоящее κατ’ἐξοχην — настоящее, подготовлявшееся всем прошлым и наконец нами достигнутое. С каким благоговением будет рассматривать потомство наши дворцы и виллы, построенные в самом жалком рококо эпохи Людовика XIV! — Но уже в полном недоумении оно будет останавливаться перед портретами и дагерротипами с изображенными на них сапожничьими физиономиями с сократовскими бородами и франтами в костюме жидов-торгашей моей юности.
К беспросветному безвкусию теперешнего времени должно быть отнесено и то, что на памятниках, воздвигаемым великим людям, их представляют в современном костюме. Памятник воздвигается идеальной, а не реальной личности, герою, как таковому, носителю тех или иных свойств, виновнику тех или иных произведений или деяний, а не когда-то мыкавшемуся по свету человеку, со всеми слабостями и недостатками, свойственными нашей природе. И как вместе с героем вовсе не должны быть прославляемы его слабости, так же не подлежит прославлению и покрой сюртука и панталон, которые он носил. Как человек идеальный, пусть он стоит перед нами просто во образе человека, прикрытым только на манер древних, т. е. полунагим. Такое только изображение отвечает и природе скульптуры, которая, имея дело с одною формой, требует для себя и всей неискаженной человеческой формы.
А так как уже зашла речь о памятниках, отмечу еще, что очевидное безвкусие, даже прямо нелепость, — ставить статую на десяти-двадцати футовый пьедестал, на котором ее никто и ни при каких условиях не может ясно видеть, тем более, что обыкновенно она — из бронзы, т. е. темного цвета: издали она не видна отчетливо за расстоянием, а если подойти ближе, она так уходит в высоту, что фоном для нее становится светлое небо, ослепляющее глаз. В итальянских городах, в особенности во Флоренции и Риме на площадях и улицах стоит множество статуй, но все на совсем низких пьедесталах, чтобы их можно было ясно видеть; даже колоссы на monte caballo стоять на низком пьедестале. И в этом, таким образом, проявляется хороший вкус итальянцев. Немцы, напротив,
