Устранение латинского языка, как языка общего для всех ученых, и вселение вместо этого мещанства национальных литератур было для европейских наук истинным несчастьем. Прежде всего — потому, что латинский язык служил связью всеевропейскому обществу ученых, к которым непосредственно и была обращена всякая вновь появлявшаяся книга. И без того число действительно мыслящих и способных к суждению умов так незначительно, что если еще общий форум их действия раздроблять и размежевывать границами языка, то благодетельное влияние их бесконечно ослабится. А сфабрикованные литературными подмастерьями по усмотрению издателей переводы являются плохим суррогатом общего языка ученых. Поэтому философия Канта застряла после кратковременного расцвета в болоте немецкого глубокомыслия, в то время как на поверхности его зародились мерцающие огни мнимой науки Фихте, Шеллинга и, наконец, даже Гегеля, Поэтому и гетевское учение о цветах не могло встретить справедливой оценки. Поэтому и я остался незамеченным. Поэтому столь разумная и здравая суждением английская нация до сих пор еще подчинена позорнейшему ханжеству и поповской опеке. Поэтому славная французская физика и зоология лишена поддержки и контроля удовлетворительной и надлежащей метафизики. Можно привести еще многое другое. К тему же вслед за этой значительной потерей последует вскоре другая, еще более значительная: прекращение изучения древних языков. В самом деле, в настоящее время они уже заброшены во Франции и даже Германии. Уже в 1830-х годах Corpus juris был переведен на немецкий язык, что можно считать непреложным признаком наступления невежества в самом основании учености, латинском языке, другими словами, — наступление варварства. Теперь же дело зашло уже так далеко, что греческие, даже латинские авторы издаются с немецкими примечаниями, что уже прямое свинство и срам. Истинная же причина этого (пусть эти господа строят какие угодно гримасы) заключается в том, что издатели не умеют уже писать на латинском языке, а милое юношество охотно идет с ними рука об руку по пути лени, невежества и варварства, Я надеялся, что библиографические листки подвергнут этот поступок заслуженному бичеванию; но каково было мое изумление, когда это сошло с рук безнаказанно, как будто все это было в порядке вещей. Это происходит оттого, что рецензенты — такие же невежественные господа, а, может быть, и кумовья издателей и редакторов. И трусливая низость свила себе прочное гнездо в немецкой литературе.
Я должен еще указать, как на специальную пошлость, выползаю-
