Еще Руссо сказал в предисловии к Новой Элоизе: tout honnête homme doit avouer les livres qu’il publie; что в переводе значит: „всякий честный человек должен подписывать свое имя под тем, что он пишет“, а обще-утвердительные предложения допускают обращение per contrapositionem. Насколько более еще приложимо это к полемическим сочинениям, каковыми, по большей части, являются рецензии! Поэтому Ример совершенно правильно сказал на стр. XXIX предисловия к своим „Рассказал о Гете“: „Открытый, лицом к лицу стоящий противник — враг честный и сдержанный, с которым можно сталкиваться, ужиться и примириться; скрытый противник, наоборот, — низкий, трусливый подлец, который не имеет настолько мужества, чтобы признать за свое высказываемое им суждение и которому, слевательно, нет дела до своего мнения: им движет исключительно затаенная радость, с которою он инкогнито и безнаказанно срывает свой гнев“. Таково было мнение и Гете: ведь по большей части это оно говорит устами Римера. Вообще говоря, правило Руссо применимо ко всякой выходящей из печати строчке. Разве стали бы терпеть человека, который обратился бы с речью к народу или вообще к какому-нибудь собранию, надев маску? В особенности если он стал бы при этом нападать на других и всячески поносить их? Разве не был бы он принужден улепетнуть со всех ног за дверь, сопровождаемый пинками присутствующих?
Свободу печати, наконец полученную немцами и тотчас же доведенную ими до самого бессовестного злоупотребления, нужно ограничить, по крайней мере, запрещением всяких анонимов и псевдонимов, чтобы каждый за то, что́ он публично вещает в далеко разносящий звуки рупор печати отвечал, по крайней мере, своею честью, если только она у него имеется; если же нет — чтобы имя его нейтрализировало его слово. Анонимный рецензент это — негодяй, который не хочет брать на себя того, что он поведал миру или что, применительно к обстоятельствам, замолчал о других и о их работе, и поэтому себя не называет. Всякая анонимная рецензия рассчитана на ложь и обман. Поэтому, как полиция не позволяет ходить по улицам в масках, так она не должна бы допускать анонимных писаний. Анонимные литературные листки, в сущности, представляют собою место, где заседает в судилище невежество, безнаказанно судящее ученость, глупость — судящая ум, где безнаказанно проводят публику, восхваляя дурное, и этим отнимая у нее и деньги, и время. Неужели можно терпеливо сносить это? Разве аноним не служит надежным убежищем всякого литературного и тем более публицистического мошенничества? Следовательно, нужно в самом основании искоренять обычай писать анонимно, т. е. — так искоренить, чтобы даже под каждой
