ляют собою незримый центр всяческих дел и стремлений и просвечивают везде, несмотря на все покровы, которыми их облекают. Они — причина войны и цель мира, основа серьезности и мишень шутки, неиссякаемый источник острот, ключ ко всем игривостям и смысл всех тайных намеков, всех невысказанных желаний и всех украдчивых взоров; они — ежедневная мечта и мысль юноши, а нередко и старика, ежечасная мысль нецеломудренного и навязчивая греза целомудренного; они — всегда готовый материал для шуток, — именно потому, что в их основе лежит глубочайшая серьезность. Но в том и состоит пикантность и забава мира, что самое важное и интересное для всех людей дело свершается тайком, — а на вид им возможно больше пренебрегают. В действительности же мы во всякую минуту видим, что оно как истинный и наследственный владыка мира, по собственному произволению и полномочию, восседает на свой родовой престол и оттуда саркастически смотрит на те меры, которые принимают для того, чтобы его смирить, ввергнуть в темницу, — по крайней мере, ограничить и, где только можно, совершенно припрятать, или же придать ему характер какого-то второстепенного и побочного дела. — А все это находится в соответствии с тем, что половой инстинкт — ядро воли к жизни, т. е. концентрация всякого воления; вот почему в тексте я и назвал половые органы фокусом воли. Можно сказать даже, что человек, это — воплощенный половой инстинкт, ибо своим происхождением обязан он акту совокупления и акт совокупления составляет желание всех его желаний; только благодаря этому инстинкту, существует и держится он весь, как цельное явление. Хотя воля к жизни раскрывается прежде всего в стремлении к сохранению индивидуума, но это служит лишь ступенью к заботе о сохранении рода, и эта забота должна быть еще напряженнее — в той мере, в какой жизнь рода по своей продолжительности, распространенности и значению превосходит жизнь индивидуума. Вот почему половой инстинкт — самое полное откровение воли к жизни, ее наиболее явственно выраженный тип; и этому совершенно соответствуют как возникновение из него индивидуумов, так и первенство его перед всеми другими желаниями естественного человека.
Сюда же надо отнести еще одно физиологическое наблюдение, которое бросает свет на мою основную теорию, изложенную во второй книге. Подобно тому как половой инстинкт, это — самое могучее вожделение, желание всех желаний, средоточие всего нашего хотения; подобно тому как его удовлетворение, строго соответствуя
