На самом же деле истинный идеализм — это идеализм не эмпирический, а трансцендентальный. Последний оставляет неприкосновенной эмпирическую реальность мира, но твердо придерживается того, что всякий объект (т. е. эмпирически-реальное вообще) двояко обусловлен субъектом, во-первых, материально, или как объект вообще, потому что объективное существование мыслимо только в соотношении к известному субъекту и в качестве его представления; во-вторых, формально, потому что самый способ существования субъекта, т. е. представляемости (пространство, время, причинность) исходит из субъекта, предрасположен в субъекте. Таким образом, к простому, или берклеевскому идеализму, который относится к объекту вообще, непосредственно примыкает идеализм кантовский, который относится специально к данному способу бытия объектом. Кантовский идеализм показывает, что весь материальный мир, со всеми телами в пространстве, которые протяженны и, благодаря времени, находятся друг к другу в причинном отношении, и со всем сюда относящимся, — что все это не есть нечто существующее независимо от нашей головы, а имеет свои основные предпосылки в наших мозговых функциях, посредством которых и в которых только и возможен такой объективный строй вещей, ибо время, пространство и причинность, на коих зиждутся все те реальные и объективные процессы, сами не что иное, как функции мозга; что, следовательно, тот неизменный строй вещей, который служит мерилом и путеводной нитью их эмпирической реальности, сам-то исходит лишь из мозга и только от него имеет свои полномочия; вот это обстоятельно и глубоко выяснил Кант, — но только он не употребляет слова «мозг», а выражается: «способность познания». Он пытался даже доказать, что тот объективный строй во времени, пространстве, причинности, материи и т. д., на котором в конечном счете зиждутся все процессы реального мира, такой строй, как самостоятельно существующий, т. е. как строй вещей самих в себе, или как нечто абсолютно объективное и безусловно существующее, — на самом деле и немыслим даже, потому что мысль о нем, если продумать ее до конца, ведет к противоречиям. Показать это было целью антиномий; но я в приложении к своему труду выяснил неудачность этой попытки. Во всяком случае учение Канта, и без антиномий, приводит к тому взгляду, что вещи и самый способ их бытия нераздельно связаны с нашим сознанием о них; оттого, кто ясно понял это, скоро убеждается, что допускать существование вещей, как таких, еще и вне нашего сознания и независимо от него — по-
