когда не может быть незаконченной: каждый волевой акт — сполна то, чем он может быть. В силу той простоты, которая свойственна воле как вещи в себе, как метафизическому началу явление, ее сущность не допускает никаких степеней, а всегда является сполна самой собою: только ее возбужденность имеет степени, от крайне слабого влечения и до страсти; имеет степени и ее возбудимость, т. е. ее напряженность, — от флегматического и до холерического темперамента. Не то интеллект: существуют степени не только его возбужденности, начиная с сонливости и кончая весельем и восторженностью, но есть степени и самой сущности его, степени ее совершенства, которое прогрессирует от низших, лишь смутно воспринимающих животных вплоть до человека, и потом опять, от глупца и до гения. Только одна воля повсюду является самой собою сполна. Ибо ее функция отличается величайшей простотою: она состоит в хотении и не-хотении, которое совершается чрезвычайно легко, безо всякого усилия, и не требует упражнения, между тем как познание, наоборот, имеет разнообразные функции и никогда не протекает совсем без усилия, в котором оно нуждается как в неподвижной звезде внимания и как в моменте, уясняющем объект; а на дальнейших степенях оно нуждается в нем еще и для своих размышлений и соображений, — поэтому оно, сознание, и доступно значительному усовершенствованию путем практики и образования. Когда интеллект показывает воле какой-нибудь простой наглядный объект, то она сейчас же выражает по поводу него свое одобрение или неодобрение; точно также, когда интеллект усердно обдумыват и взвешивает многочисленные данные, для того чтобы путем трудных и долгих комбинаций вывести из них тот результат, который, по-видимому, наиболее соответствует интересам воли, — последняя в это время почиет в бездействии и лишь когда все кончено, когда результат получен, она является, точно султан в своем диване, для того чтобы выразить опять-таки лишь односложное свое одобрение или неодобрение, степень которого может быть разной, но сущность которого всегда остается одной и той же.
Эта коренная разница в природе воли и интеллекта, эта свойственная воле простота и первичность, противоположные сложному и вторичному характеру интеллекта, станет для нас еще яснее, если мы обратим внимание на их своеобразную смену в нашем внутреннем мире и в частности присмотримся к тому, как образы и мысли, возникающие в интеллекте, приводят волю в движение и до какой степени различны и самостоятельны роли того и дру-
