других; между тем противоположные им черты составляют самое обычное явление, — отчего их сочетание встречается сплошь да рядом. От выдающегося ума никогда и не заключают к хорошей воле, как не заключают и от последней к первому, как не заключают и от противоположного к противоположному: нет, каждый беспристрастный человек принимает все это как совершенно самостоятельные качества, наличность которых, каждого в отдельности, выясняется на опыте. Большая ограниченность ума может сочетаться с большой добротою сердца, и я не думаю, чтобы Балтазар Грациан (Discreto, р. 406) был прав, говоря: «нет такого дурака, который не был бы зол», хотя он и имеет за себя испанскую поговорку: «никогда глупость не ходит без злобы». Возможно, впрочем, что некоторые глупцы становятся злыми по той же причине, что и горбуны, — именно, от горечи той обиды, какую им нанесла природа: мечтая при благоприятных обстоятельствах возместить тайными ковами недостаток ума, они ищут себе в этом кратковременного торжества. Отсюда, между прочим, становится понятным и то, почему всякий легко озлобляется при встрече с очень выдающимся умом. С другой стороны, глупцы часто слывут особенно добрыми и сердечными; между тем это так редко подтверждается, что я долго удивлялся, каким образом они могли приобрести подобную славу, пока, наконец, я, смею думать, не нашел разгадки этого явления в следующем обстоятельстве. Каждый, повинуясь какому-то тайному влечению, для своего ближайшего обихода выбирает охотнее всего такого человека, которого он несколько превосходит по уму: ибо лишь с подобным товарищем чувствует он себя хорошо, — ведь, по Гоббсу, «всякое душевное удовольствие и всякая радость в том заключаются, чтобы владеть такими вещами, общение с которыми позволяло бы нам быть высокого мнения о самих себе» (De Cive, I, 5). По той же причине всякий избегает высшего себя, почему Лихтенберг совершенно правильно замечает: «для некоторых людей умный человек представляет более роковое существо, чем самый отъявленный мошенник»; в соответствие с этим Гельвеций говорит: «у посредственных людей есть какой-то верный и быстрый инстинкт, побуждающий их избегать людей даровитых»; а доктор Джонсон уверяет нас, что «большинство людей ничем нельзя так ожесточить, как если в разговоре с ними блестящим образом выказать свое умственное превосходство. Сначала это как будто доставляет им удовольствие, но в глубине души они из зависти проклинают своего собеседника» (Boswell; aet. anno 74). Для того чтобы еще беспощаднее
