кой, например, проносится образ отсутствующего хозяина, возбуждая в ней тоску по нем, — и собака, если хозяин долго не приходит, начинает всюду искать его. На этой фантазии основываются и все сновидения. Сознание животных, таким образом, это — простая преемственность текущих моментов, из которых каждый не представляется однако до своего наступления будущим, а после своего исчезновения — настоящим, как это служит отличительным признаком человеческого сознания. Вот почему животные бесконечно меньше обречены страданию, нежели мы: они не знают других страданий, кроме тех, которые непосредственно приносит с собою настоящее. А настоящее непротяженно, между тем как будущее и прошедшее, заключающие в себе большинство причин наших страданий, обладают широкой протяженностью, и к их действительному содержанию присоединяется еще возможное, отчего желанию и страху открыто необозримое поле; между тем, животные, не зная тревог прошлого и будущего, спокойно и бодро пользуются всяким, хотя бы только сносным моментом настоящего. Очень ограниченные люди в этом отношении близко подходят к ним. Кроме того, страдания, которые относятся исключительно к настоящему, могут быть только физическими. Даже и смерти животные, собственно, говоря, не ощущают: лишь при ее наступлении могли бы они ее познать, — но тогда их уже нет больше. Таким образом, жизнь животного — сплошное настоящее. Оно живет без раздумья и всецело растворяется в настоящем; впрочем, и масса людей живет, очень мало раздумывая. Другой результат указанного свойства интеллекта животных, это — тесная связь между их сознанием и окружающей их средой. Между животным и внешним миром не стоит ничего, — между нами и этим миром всегда стоят еще и наши мысли о нем, и часто делают они нас для него, его для нас — недоступными. Только у детей и очень некультурных людей эта промежуточная стена становится иногда чрезвычайно тонкой: для того чтобы знать, что́ происходит в них, надо только видеть, что́ происходит вокруг них. Вот почему животные не способны ни на умысел, ни на притворство; у них нет ничего потайного. В этом отношении собака относится к человеку, как стеклянный кубок к металлическому, и это значительно способствует тому, что мы так ценим собаку: для нас великая забава — видеть в собаке наглядное и наивное выражение всех наших склонностей и аффектов, которые мы столь часто скрываем. Вообще, животные как бы играют всегда с раскрытыми картами; вот почему мы с таким удовольстви-
