куда, затем откуда, а потом постепенно также, зачем он в это место ездил, — то всякий ответит ложью, чтобы предотвратить опасность грабежа. Человек, встреченный в доме того, к чьей дочери он сватается, и спрошенный о причине его неожиданного там присутствия, без колебания дает, если он не потерял голову, ложный ответ. И так встречается очень много случаев, когда всякий разумный прибегает ко лжи, без всяких угрызении совести. Только эта точка зрения устраняет резкое противоречие между моралью, которая преподается, и моралью, которая повседневно практикуется, даже самыми честными и хорошими людьми. Однако при этом должно строго соблюдаться указанное ограничение случаями необходимой обороны, — ибо иначе это учение было бы открыто для отвратительного злоупотребления: сама по себе ложь — очень опасное оружие. Но подобно тому как, несмотря на спокойствие в стране, закон позволяет каждому носить и употреблять оружие, именно в случае необходимой обороны, так и мораль допускает употребление лжи для того же самого случая, но в то же время именно только для него. За исключением этого случая необходимой обороны против насилия или хитрости, всякая ложь — несправедливость; поэтому справедливость требует правдивости по отношению к каждому. Но против совершенно безусловной, не допускающей исключений и в сущности дела коренящейся порочности лжи говорит уже то, что существуют случаи, когда лгать есть даже обязанность, особенно для врачей; равным образом то, что бывает благородная ложь, как, например, у маркиза Позы в „Дон-Карлосе“, в Gerusalemme liberata, II, 22, и вообще во всех тех случаях, когда кто-нибудь желает взять на себя вину другого; наконец даже Иисус Христос однажды умышленно сказал неправду (Иоанн, 7, ст. 8). Сообразно тому, Кампанелла, в своих Poesie filosofiche, madr. 9, прямо говорит: Bello è il mentir, se a fare gran ben si trova[1]. Напротив, ходячее учение о необходимой лжи, это — безобразная заплата на одежде жалкой морали. — То, что по примеру Канта, в иных компендиях неправомерность лжи выводится из человеческой способности к речи, — это настолько плоско, ребячливо и нелепо, что может, с целью только над этим посмеяться, прийти искушение броситься в объятия к дьяволу и вместе с Таллейраном сказать: l’homme a reçu la parole pour pouvoir cacher sa pensée. — Кантовское, при всяком случае выставляемое напоказ, безусловное и безграничное отвращение ко лжи основано или на аффектации, или на предрассудке: в той главе своего „Учение о добродетели“, где говорится о лжи, он, правда, прилагает к ней все ругательные эпитеты, но он нигде не
- ↑ „Прекрасна ложь, если она делает много добра“.
