Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/218

— 215 —

имею право всячески скрывать то, знание чего откроет меня для чужих посягательств, и у меня есть также причина к этому, так как и здесь я должен признать очень легкую возможность злого умысла со стороны других и заранее принять меры против него. Вот почему Ариосто и говорит:

Quantunque il simular sia le più volte
Ripreso, e dia di mala mente indici,
Si trova pure in molte cose e molte
Avere fatti evidenti benefici,
E danni e biasmi e morti avere tolte:
Che non conversiam’ sempre con gli amici,
In questa assai più oscura che serena
Vita mortal, tutta d’invidia piena^[1].

(Orl. fur., IV, 1).

Я имею, таким образом, право без несправедливости заранее противопоставить хитрость даже только предполагаемому посягательству с помощью хитрости, и оттого не обязан отвечать тому, кто незаконно старается проникнуть в мою частную жизнь: я не обязан также ответом „этого я не открою“ указывать место, где содержится опасная для меня тайна, быть может моему непрошеному собеседнику полезная, во всяком же случае дающая ему власть надо мною:

‎Scire volunt secreta domus, at que inde timeri
(„Они хотят знать тайны семьи и тем быть страшными“).

Но при таких условиях я вправе отделаться от него ложью, с опасностью для него, в случае если из-за нее он впадет в вредное заблуждение. Ибо здесь ложь — единственное средство бороться с назойливым и подозрительным любопытством: я нахожусь, поэтому, в положении необходимой обороны. Правило ask me no questions, and I’ll tell you no lies^[2] вполне тут уместно. Именно, в соответствии с этим, у англичан, для которых упрек во лжи есть самое тяжкое оскорбление и которые именно потому действительно менее лгут, чем другие народы, все незаконные вопросы касательно обстоятельств другого считаются невоспитанностью, обозначаемой выражением to ask questions. — Да выставленным выше принципом и действительно руководствуется всякий умный человек, даже если он отличается самой строгой честностью. Если, например, он едет из какого-нибудь отдаленного места, где получил деньги, и неизвестный путешественник, присоединившись к нему, начинает спрашивает, как обычно, сначала

1. „Как большей частью ни порицается притворство и ни свидетельствует оно о злом умысле; тем не менее оно в очень многих случаях сделало явное добро, отклонив вред, позор и смерть, — ибо мы не всегда говорим с друзьями в этой гораздо более мрачной, чем светлой, смертной жизни, преисполненной завистью“.
2. „Не предлагай мне вопросов, и я не буду тебе лгать“.