Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/139

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 136 —


§ 6.
Об основе кантовской этики.

С императивной формой этики, для которой в § 4 доказана ошибка petitio principii, непосредственно связывается любимая идея Канта, которую, правда, можно оправдать, но не принять. — Мы видим иногда, как врач, с блестящим успехом применивший какое-либо средство, продолжает и впредь пользоваться им почти для всех болезней: с таким врачом я и сравниваю Канта. Разграничив априорное от апостериорного в человеческом познании, он сделал самое блестящее и плодотворное открытие, каким только может похвалиться метафизика. Что же удивительного, если он стремится теперь всюду провести этот метод и разделение? И этика, поэтому, должна состоять из чистой, т. e. a priori познаваемой, части и из части эмпирической. Последнюю он отбрасывает как непригодную для обоснования этики. Отыскание же и обособление первой составляет его задачу в „Основоположении метафизики нравов“, которое, таким образом, должно быть чисто априорной наукой, в том же смысле, как установленные им „Метафизические основоначала естествоведения“. На этом основании, вышеприведенный моральный закон, существование которого заранее принято без удостоверения и без вывода либо доказательства, сверх того еще должен быть a priori познаваемым, от всякого внутреннего и внешнего опыта независимым, „опирающимся просто на понятие чистого разума, должен быть синтетическим положением a priori“. (Критика практического разума, стр. 56 четвертого издания; R., стр. 142). С этим тесно связано, что закон этот должен быть чисто формальным, как и все познаваемое a priori, следовательно должен касаться только формы, а не содержания поступков. Подумайте, что это означает! — Кант (стр. VI предисловия к „Основоположению“; R., стр. 5) прямо добавляет, что его „нельзя искать ни в природе человека (субъективном) ни в условиях окружающего мира (объективном)“ и (там же, стр. VII; R., стр. 6) что „ни малейших данных для него нельзя заимствовать из знания о человеке, т. е. из антропологии“. Он повторяет еще (стр. 59; R., стр. 52), „что нельзя даже допускать в себе мысли о возможности вывести реальность своего морального принципа из особых свойств человеческой природы“; равным образом (стр. 60; R., стр. 52) — что „все, выводимое из особых природных задатков человеческого существа, из известных чувств и наклонностей, даже, где возможно, из особенного направления, какое может быть свойственно человеческой природе и не име-