Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/192

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 189 —

они не лучше того англичанина, который прямо говорил: I cannot afford to keep a conscience („мне не по средствам иметь совесть“). — Религиозные люди, всякой веры, очень часто понимают под совестью не что иное как догматы и предписания их религии и взятую с этой точки зрения самооценку: ведь в этом смысле принимаются и выражения насилие над совестью и свобода совести. Точно так же смотрели теологи, схоластики и казуисты средневековой эпохи и позднейшего времени. Совесть человека составляла все то, что они знали из установлений и предписаний церкви, вместе с готовностью верить и следовать этому. Сообразно тому, имелась совесть сомневающаяся, расположенная, заблуждающаяся и т. д., для исправления которой держали при себе исповедника. Как мало понятие совести, подобно другим понятиям, определено самим своим объектом, насколько различно понималось оно разными лицами, насколько колеблющимся и неустойчивым является оно у писателей, это вкратце можно видеть в книге Штэудлина „История учения о совести“ (Stäudlin, „Geschichte der Lehre vom Gewissen“). Все это не может удостоверить реальность понятия и потому дало повод к вопросу, да действительно ли существует настоящая, врожденная совесть? В § 10, излагая учение о свободе, я имел уже случай вкратце отметить мое понятие о совести; в дальнейшем я еще возвращусь к нему.

Всех этих скептических соображений, правда, вовсе недостаточно, чтобы отрицать наличность всякой подлинной моральности, но они, конечно, должны умерять те ожидания, какие мы возлагаем на моральные задатки в человеке и, стало быть, на естественный фундамент этики. Ибо для столь многого, что приписывается этому источнику, можно доказать иные мотивы, и зрелище моральной испорченности мира достаточно свидетельствует, что побуждение к добру не может быть очень сильным, тем более что оно часто не действует даже там, где встречается с довольно слабыми противоположными мотивами, — хотя при этом в полной мере сказывается индивидуальная разница характеров. Однако признание этой моральной испорченности затруднено тем, что проявления ее встречают себе препятствие и заслоняются законным порядком, необходимостью чести, а также еще и вежливостью. Наконец, сюда присоединяется еще, что при воспитании рассчитывают развивать моральность в воспитываемых тем, что представляют им справедливость и добродетель за всюду господствующие в мире принципы. Если же впоследствии опыт, и часто к их великому вреду, покажет им иное, то открытие, что наставники их юности были первыми, кто их обманул, может оказать на их собственную моральность более пагубное влияние, нежели если бы наставники эти сами дали им первый пример чистосердечия и честно-