несправедливости, и что есть даже люди, которым как бы врожден принцип воздавать другому должное, которые поэтому никого намеренно не обижают, не ищут безусловно своей выгоды, а при этом считаются также с правами других, — люди, которые, при обоюдно принятых обязательствах, смотрят не только за тем, чтобы другой исполнил свое, но и затем, чтобы он получил свое, искренно не желая, чтобы терпели ущерб те, кто с ними имеет дело. Это — истинно честные люди, немногие aequi среди бесчисленного множества iniqui. Но такие люди есть. Равным образом, со мною, думаю я, согласятся, что иные помогают и дают, оказывают услуги и отказываются от своего, не имея в душе своей никакого иного умысла, кроме того, чтобы была оказана помощь другому, видимо в ней нуждающемуся. И что Арнольд Винкельрид, воскликнув: „Верные, дорогие союзники, позаботьтесь о моей вдове и ребенке“, а затем обняв столько вражеских копий, сколько мог захватить, имел при этом своекорыстную цель, — это пусть думает, кто может; я же этого не в состоянии думать. — Выше в § 13, я уже обращал внимание на случаи свободной справедливости, которых нельзя отрицать без изворотов и упрямства. — Но если бы тем не менее кто-либо стал настаивать на своем отрицании возможности всех таких поступков, то тогда, по нему, мораль была бы наукой без реального объекта, подобно астрологии и алхимии, и продолжать дальше споры об ее основе значило бы терять время. Таким образом, с ним у меня разговор был бы кончен; я говорю с тем, кто допускает реальность упомянутых поступков.
Итак, лишь за этого рода поступками признается подлинная моральная ценность. В качестве их своеобразного и характеристичного признака мы находим исключение такого рода мотивов, которыми вызываются все другие человеческие действия, именно — мотивов своекорыстных, в самом широком смысле этого слова. Вот почему открытие своекорыстного мотива, если он был единственным, совершенно лишает поступок моральной ценности, а если он действовал как побочный, то умаляет ее. Отсутствие всякой эгоистической мотивации — вот, следовательно, критерий для морально-ценного поступка. Правда, можно бы возразить, что и поступки чистой злобы и жестокости не своекорыстны; ясно однако, что они не могут здесь подразумеваться, так как они являются противоположностью тем поступкам, о которых идет речь. Впрочем, кто настаивает на строгости определения, тот может прямо выделить первого рода поступки с помощью того, существенного для них признака, что они имеют целью чужое страдание. — В качестве совершенно интимного и потому не столь очевидного признака морально-ценных поступков присоединяется еще то, что они оставляют после себя известную удовлетворен-
