вращением относимся к ней как к чему-то возмутительному и вопиющему, как к злодеянию, к ἄγος, при котором боги как бы закрывают свое лицо.
Эта двойная несправедливость имеет место, когда кто-либо прямо принял обязательство охранять другого в каком-либо определенном отношении, так что одно уже неисполнение этого обязательства было бы обидою другому, стало быть несправедливостью; но человек еще, к тому же, сам посягает на этого другого, нанося ему ущерб именно в том, в чем он должен был бы его оберегать. Это бывает, например, когда нанятый телохранитель или провожатый становится убийцей, доверенный страж — вором, когда опекун присваивает себе собственность опекаемых, адвокат играет на руку противной стороне, судья идет на подкуп, спрошенный о совете умышленно рекомендует обратившемуся к нему что-нибудь пагубное: все это вместе мыслится над понятием измены, вызывающей всеобщее отвращение, — почему и Данте помещает изменников в самой глубине адской пропасти, где имеет свое пребывание сам сатана (Inf., XI, 61—66).
Так как мы затронули здесь понятие обязательства, то уместно будет установить столь часто применяемое в этике, как и в жизни, понятие обязанности, которому однако дают слишком широкое толкование. Мы нашли, что несправедливость всегда состоит в нанесении обиды другому, касается ли она его личности, его свободы, его собственности или его чести. Отсюда следует, по-видимому, что всякая несправедливость должна быть положительным посягательством, деянием. Но существуют поступки, само несовершение которых есть уже несправедливость: такие поступки называются обязанностями. Это — истинное философское определение понятия обязанности, которое, напротив, теряет всякую своеобразность и потому лишается смысла, если, как в прежней морали, мы будем называть обязанностью всякий достохвальный образ действий, забывая, что то, что есть обязанность, должно быть также повинностью. Обязанность, το δεον, le devoir, duty есть, следовательно, такой поступок, простым несовершением которого мы обижаем уже другого, т. е. причиняем ему несправедливость. Очевидно, это возможно только при том условии, если человек взял на себя данный поступок, т. е. именно обязался к нему. Поэтому все обязанности основаны на принятом обязательстве. Последнее есть обычно прямое, взаимное соглашение, как, например, между государем и народом, правительством и чиновниками, господином и слугою, адвокатом и клиентом, врачом и больным, — вообще, между всяким, кто принял на себя какого-либо рода труд, и его доверителем, в самом широком смысле этого слова. Вот почему всякая обязанность
