Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/239

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 236 —

минает также Лукиан в Тимоне, § 99. — Сохранившееся у Стобея одно изречение Фокиона представляет сострадание наиболее священным элементом в человеке: οὔτε ἐξ ίεροῦ βωμὸν, οὔτε ἐκ τῆς ἀνϑρωπίνης φύσεως ἀφαιρετέον τὸν ἔλεον. („Ни алтарь из храма, ни сострадание из жизни человеческой устранять не следует“). В Sapientia Indorum, представляющей собою греческий перевод Панчи Тантры, говорится (Отд. 3, стр. 220): Λέγεται γὰρ, ώς πρώτη τών ἀρετῶν ἡ ἐλεημοσύνη. („Первой из добродетелей считается милосердие“). Очевидно, во все времена и во всех странах прекрасно был известен источник моральности, только не в Европе, в чем повинен исключительно foetor Judaicus, который здесь все и вся проникает: поэтому здесь и должна быть безусловно обязательная заповедь, нравственный закон, императив, словом — приказ и команда, которой надо повиноваться: от этого не хотят отказаться и не желают видеть, что подобные вещи всегда имеют основою лишь эгоизм. У отдельных и выдающихся лиц, конечно, сказалось чувство истины, — например, у Руссо, как приведено выше; а также Лессинг, в одном письме от 1756 г., говорит: „Наиболее сострадательный человек есть наилучший человек, наиболее способный ко всем общественным добродетелям, ко всем видам великодушия“.

§ 20.
Об этической разнице характеров.

Последний вопрос, на который надо ответить, чтобы пополнить изложение фундамента этики, таков: на чем основана столь великая разница в моральном поведении людей? Если сострадание — основная пружина всякой подлинной, т. е. бескорыстной справедливости и человеколюбия, то почему она действует в одном, а в другом — нет? — Быть может, этика, открывая моральную пружину, в состоянии также привести ее в действие? Может ли она превратить человека с черствым сердцем в сострадательного и потому в справедливого и человеколюбивого? — Конечно, нет: разница в характерах врождена и неизгладима. Злому его злоба настолько же врождена, как змее ее ядовитые зубы и ядовитый мешок, и он столь же мало может измениться, как и она. Velle non discitur („хотению нельзя научиться“), заметил воспитатель Нерона. Платон подробно исследует в Меноне, можно ли научиться добродетели, или нет; он приводит одно место Теогниса:

ἀλλὰ διδάσκων
Οὔποτε ποιήσεις τὸν κακὸν ἄνδρ’ ἀγαϑόν

(„но учением никогда из дурного человека не сделаешь хорошего“)