Лихтенберг же прямо говорит: „Всякая добродетель по умыслу немногого стоит. Все дело в чувстве или привычке“. (Смешанные сочинения, „Моральные замечания“). Но даже и первоначальное учение христианства придерживается этого взгляда, так как в самой нагорной проповеди, у Луки, гл. 6, ст. 45, говорится: ὁ ἀγαϑὸς ἄνϑρωπος ἐκ τοῦ ἀγαϑοῦ ϑησαυροῦ τῆς καρδίας αὑτοῦ προφέρει τὸ ἀγαϑὀν, καὶ ὅ πονηρὸς ἄνϑρωπος ἐκ τοῦ πονηροῦ ϑησαυροῦ τῆς καρδίας αὑτοῦ προφέρει τὸ πονηρόν („добрый человек достает добро из доброй сокровищницы свой души, а злой человек достает зло из злой сокровищницы своей души“): этому было предпослано, в двух предшествующих стихах, образное пояснение мысли, в виде плода, который постоянно оказывается соответствующим дереву.
Но только Кант впервые вполне разъяснил этот важный пункт своим великим учением, что в основе эмпирического характера, представляющегося, как явление, во времени и в множественности поступков, лежит характер умностигаемый, который есть природа „вещи в себе“ этого явления и потому не зависит от пространства и времени, множественности и изменения. Только этим можно объяснить известную каждому опытному человеку, столь изумительную, косную неизменчивость характеров, которую действительность и опыт всякий раз победоносно противопоставляли обещаниям желающей морально улучшить человека и об успехах в добродетели говорящей этики и тем доказали, что добродетель врождена и не может быть внушена проповедью. Если бы характер, как нечто исконное, не был неизменным и потому недоступным никакому улучшению помощью исправления познания; если бы, наоборот, как утверждает эта плоская этика, были возможны улучшение характера с помощью морали и потому „постоянный прогресс к добру“, — то более старая половина людей должна была бы быть, по крайней мере в среднем, значительно лучше более молодой, коль скоро должны достигать своей цели все многочисленные религиозные учреждения и морализующие усилия. Но этого нет и следа, так что мы, напротив, скорее надеемся на что-нибудь доброе от молодых людей, нежели от старых, которых опыт сделал хуже. Правда, может случиться, что один человек оказывается в старости несколько лучшим, другой же худшим, чем он был в молодости. Но это зависит просто от того, что в старости, вследствие более зрелого и многочисленные поправки получившего познания, характер выступает чище и явственнее, тогда как в юности неведение, заблуждения и химеры то подсовывали ложные мотивы, то прикрывали истинные, — как это следует из сказанного в предыдущем трактате под 3) — Если среди наказанных преступников попадается гораздо больше молодых, чем старых, то это про-
