За все время между Кантом и мной не было никакой философии а лишь одно университетское шарлатанство. Кто читает все эти бумагомарания, тот теряет потраченное на них время.
Михелет, в своей статье обо мне в Философском журнале, 1855, в 3 или 4-й книге на 44 стр. приводит знаменитый вопрос Канта „как возможны априорные синтетические суждения?“ и продолжает: „утвердительный ответ на этот вопрос“ и т. д., доказывая этим, что он не имеет ни малейшего представления о смысле этого вопроса, не дающего повода ни к утверждению, ни к отрицанию, а гласящего лишь: „каким образом происходит, что мы до всякого опыта о том, что касается времени, пространства и причинности как таковых, способны к аподиктическому суждению?“
Комментарием к этому позорному невежеству Михелета служит одно место в последних годах издания Гегелевой газеты, — то место, где он говорит, что с тех пор как Кант поднял этот вопрос, все философы занялись отыскиванием синтетических априорных суждений!
Подобное незнание азбуки философии заслуживает кассации.
Л. Ноак в своей книге „Die Theologie als Religionsphilosophie“ 1853, на первых 20 страницах излагает вполне связно мою метафизику и натурфилософию, причем он даже пользуется моими выражениями, но в общем все-таки изъясняется на тошнотворном гегелевском жаргоне: при этом во всей книге я ни разу не упомянут. Этические и эстетические учения, которые являются следствием моей метафизики, он однако оставляет в покое и заменяет их жалкими оптимистическими и гегелевскими измышлениями. Он также учит, что из эмпирического восприятия последовательности вещей возникает время, а из восприятия совместности их — пространство. Подобные неслыханно-грубые или абсурдные учения до него не побоялись излагать Розенкранц и Рейхлин-Мельдегг.
Мне так же не приходит в голову знакомиться со всеми философскими попытками моих современников, как тому, кто по важным делам переезжает из одной столицы в другую, не приходит на ум знакомиться в каждом городке по дороге с его чиновниками и видными особами.
