всего нашего рассуждения окажется, однако, что с помощью этого же познания, направленного волей на самое себя, возможно уничтожение или самоотрицание воли в ее совершеннейшем проявлении, так что свобода, которая вообще, как свойственная только вещи в себе, никогда не может обнаруживаться в явлении, в таком случае выступает и в последнем: она уничтожает лежащую в основе явления сущность (между тем как это явление само продолжает еще пребывать во времени), создает противоречие явления с самим собою и именно этим вызывает феномены святости и самоотрицания. Впрочем, все сказанное может сделаться вполне ясным лишь в конце этой книги.
Покамест же мы указываем здесь в общих чертах на то, как человек отличается от всех других проявлений воли тем, что свобода, т. е. независимость от закона основания, которая свойственна только воле, как вещи в себе, и противоречит явлению, — у него, человека, в известных случаях может однако выступать и в явлении, — но тогда она непременно составляет противоречие явления с самим собою. В этом смысле, конечно, не только воля в себе, но даже и человек может быть назван свободным и потому выделен из ряда всех других существ. Но как следует это понимать, — это покажет только все дальнейшее изложение; пока же мы должны оставить данный вопрос еще в стороне. Ибо прежде всего необходимо предостеречь от заблуждения, будто поступки отдельного, определенного человека не подчинены необходимости, — другими словами, будто сила мотива менее надежна, чем сила причины или вывод заключения из посылок. Свобода воли, как вещи в себе (если только, повторяю, оставить в стороне указанный выше совершенно исключительный случай), свобода воли никогда не распространяется непосредственно на ее, воли, проявление, — даже там, где последнее достигает высшей ступени явственности; не распространяется, следовательно, на разумное животное с индивидуальным характером, — т. е. на личность. Последняя никогда не свободна, хотя и служит проявлением свободной воли, — ибо она представляет собою уже детерминированное проявление свободного хотения этой воли; и хотя это проявление, облекаясь в форму всякого объекта — закон основания, развивает единство этой воли во множество поступков, — но это множество, ввиду вневременного единства хотения в себе, обнаруживает закономерность силы природы. Но так как именно свободное хотение есть то, что сказывается в личности и во всем ее жизненном складе, относясь к последнему как понятие к определению, то и каждый отдельный поступок личности должен
