Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/480

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 298 —

быть приписан свободной воле, и в качестве такого он непосредственно и заявляет себя перед сознанием; поэтому, как я уже говорил во второй книге, всякий a priori (т. е. здесь — в силу естественного чувства) считает себя свободным также и в отдельных поступках: иными словами, мы думаем, будто в каждом данном случае возможен всякий поступок; и лишь a posteriori, на опыте и из размышления над опытом, мы узнаем, что наши поступки совершенно неизбежно вытекают из сопоставления характера с мотивами. Этим и объясняется, почему самый необразованный человек, следуя своему чувству, страстно защищает полную свободу отдельных поступков, — между тем как великие мыслители всех веков и даже более глубокие из вероучений отрицали ее. Но кто уяснил себе, что вся сущность человека — воля и что сам он — только проявление этой воли (а такое проявление имеет закон основания своей необходимой, уже из одного субъекта познаваемой формой, которая в этом случае является в виде закона мотивации), — для того сомнение в неизбежности поступка при данном характере и предлежащем мотиве будет равносильно сомнению в равенстве трех углов треугольника двум прямым. — Необходимость отдельного поступка очень удовлетворительно показал Пристли в своей «Doctrine of philosophical necessity»; но существование этой необходимости наряду со свободой воли в себе, т. е. вне явления, впервые доказал Кант[1] (заслуга которого здесь в особенности велика), установивши различие между умопостигаемым и эмпирическим характером; это различие я вполне и безусловно принимаю, потому что первый характер — это воля как вещь в себе, поскольку она проявляется в определенном индивидууме, в определенной степени; последний же — самое это проявление, как оно выражается в поведении (если иметь в виду время) и даже в строении тела (если иметь в виду пространство). Для того чтобы уяснить взаимоотношение обоих характеров, лучше всего воспользоваться той формулировкой, которую я уже употребил в своем вступительном трактате: именно, умопостигаемый характер каждого человека должно рассматривать как вневременный, поэтому неделимый и неизменный акт воли, которого проявление, развитое и растянутое во времени, пространстве и всех формах закона основания, есть эмпирический характер, как он, согласно

  1. „Kritik der Vernunft“, первое издание, стр. 532—558; пятое издание, стр. 560—586; и „Kritik der praktischen Vernunft“, четвертое издание, стр. 169—179. Издание Розенкранца, стр. 224—231.