кой совершенно особый, в животном мире невозможный, феномен человеческой воли может возникнуть, когда человек отрешается от всякого подвластного закону основания познания отдельных вещей, как таких, и постигая идеи, прозревает в principium individuationis; когда вследствие этого становится возможным действительное обнаружение истинной свободы воли как вещи в себе, отчего явление вступает в известное противоречие с самим собою, выражаемое словом самоотрицание, и даже в конце концов уничтожает в себе своего существа, — этот единственный случай, когда в самом деле непосредственно обнаруживается и в явлении свобода воли самой в себе, не может быть еще здесь ясно описан, а послужит темой нашего рассмотрения под самый конец.
Но теперь, когда мы уяснили себе настоящими соображениями неизменяемость эмпирического характера, который представляет собою только раскрытие характера вневременного, умопостигаемого; когда мы поняли и необходимость, с какой из сопоставления характера с мотивами вытекают поступки, — мы должны прежде всего устранить вывод, который очень легко может быть сделан отсюда в пользу недостойных склонностей. Именно: так как наш характер следует рассматривать как временное раскрытие вневременного и, следовательно, неделимого и неизменного волевого акта, или умопостигаемого характера, которым неизменно определяется все существенное в нас, т. е. этическое содержание нашего жизненного склада, и согласно которому оно, это содержание, должно выражаться в проявлении умопостигаемого характера — характере эмпирическом, между тем как только несущественная сторона этого проявления, внешний облик нашей жизни, зависит от тех образов, в каких являются мотивы, — то отсюда могут заключить, что бесполезно работать над исправлением своего характера или бороться с властью дурных побуждений, что благоразумнее поэтому склоняться перед неотвратимым и беспрекословно идти навстречу всякому побуждению, хотя бы и дурному. Но такой взгляд совершенно походит на теорию неотразимого рока и на выводимое из нее заключение, которое называют αργος λογος, а в новейшее время — «фаталистической турецкой верой»; справедливое опровержение этого вывода, приписываемое Хризиппу, находится у Цицерона в его книге De fato (гл. 12, 13).
Хотя и можно считать, что все бесповоротно предопределено судьбой, но это определение совершается только при посредстве цепи причин. Ни в каком случае поэтому не может быть определено, чтобы действие наступило помимо своей причины. Следовательно, не событие само по себе предопределено, а событие, как
