ука, следуя за беспрерывным и изменчивым потоком четверояких оснований и следствий, после каждой достигнутой цели направляется все дальше и дальше и никогда не может обрести конечной цели, полного удовлетворения, как нельзя в беге достигнуть того пункта, где облака касаются горизонта, — искусство, напротив, всегда находится у цели. Ибо оно вырывает объект своего созерцания из мирового потока и ставит его изолированно перед собою: и это отдельное явление, которое в жизненном потоке было исчезающей малой частицей, делается для искусства представителем целого, эквивалентом бесконечно многого в пространстве и времени; оттого искусство и останавливается на этой частности: оно задерживает колесо времени, отношения исчезают перед ним, только существенное, идея — вот его объект.
Мы можем поэтому прямо определить искусство, как способ созерцания вещей независимо от закона основания, — в противоположность такому рассмотрению вещей, которое держится последнего и которое составляет путь опыта и науки. Второй из названных способов рассмотрения подобен бесконечной, горизонтально-бегущей линии, а первый — пересекающей ее в каждом любом пункте перпендикулярной. Следующий закону основания — это разумный способ созерцания, который один имеет значение и силу как в практической жизни, так и в науке; тот же, который отклоняется от содержания названного закона, — это гениальный способ созерцания, один имеющий значение и силу в искусстве. На первой точке зрения стоял Аристотель, на второй, вообще говоря, — Платон. Первый способ подобен могучему урагану, который мчится без начала и цели, все гнет, колеблет и уносит с собою; второй — спокойному лучу солнца, который пересекает путь этого урагана, нисколько им не затрагиваемый. Первый подобен бесчисленным, бурным в своем волнении брызгам водопада, которые в своей вечной смене не отдыхают ни на миг, второй — радуге, которая тихо почиет на этом бушующем смятении.
Идеи постигаются только путем описанного выше чистого созерцания, которое совершенно растворяется в объекте, и сущность гения состоит именно в преобладающей способности к такому созерцанию; и так как последнее требует совершенного забвения собственной личности и ее интересов, то гениальность не что иное как полная объективность, т. е. объективное направление духа, в противоположность субъективному, которое обращено к собственной личности, т. е. воле. Поэтому гениальность — это способность пребывать в чистом созерцании, теряться в нем и освобождать познание, сначала существующее только для служения воле, —
