освобождать его от этой службы, т. е. совершенно упускать из виду свои интересы, свои желания и цели, на время вполне совлекать с себя свою личность, для того чтобы остаться только чистым познающим субъектом, светлым оком мира, — и это не на мгновения, а с таким постоянством и с такою обдуманностью, какие необходимы, чтобы постигнутое воспроизвести сознательным искусством и «то, что предносится в зыбком явлении, в устойчивой мысли навек закрепить».
Для того чтобы в индивидууме проявился гений он, как будто должен был получить в удел такую меру познавательной силы, которая далеко превосходит потребную для служения индивидуальной воле; и этот освобожденный избыток познания становится здесь безвольным субъектом, ясным зеркалом сущности мира. Отсюда объясняется доходящая до тревоги живость гениальных индивидуумов: действительность редко может их удовлетворить, потому что она не наполняет их сознания; это и сообщает им их неутомимую стремительность, их беспрерывное искание новых и достойных размышления объектов, их никогда почти неудовлетворяемое тяготение к себе подобным, к равным себе существам, с которыми они могли бы иметь общение, — между тем как обыкновенный сын земли, совершенно исполненный и удовлетворенный обычной действительности, растворяется в ней и, всюду находя себе подобных, испытывает ту особенную приятность повседневной жизни, в которой отказано гению.
Существенным элементом гениальности признавали фантазию и даже иногда отождествляли ее с нею: первое — правильно, второе — нет. Ввиду того, что объекты гения как такого — вечные идеи, пребывающие существенные формы мира и всех его явлений, и так как познание идей непременно интуитивно, а не отвлеченно, то познание гения было бы ограничено идеями действительно предстоящих его личности объектов и зависело бы от сцепления обстоятельств, приводящих к нему эти идеи, если бы фантазия не расширяла его горизонта далеко за действительные пределы его личного опыта и не давала ему возможности из того малого, что проникло в его наличную апперцепцию, созидать все остальное и таким образом пропускать мимо себя почти все возможные картины жизни. К тому же действительные объекты почти всегда являются лишь очень несовершенными экземплярами выражающейся в них идеи: вот почему гений нуждается в фантазии, для того чтобы видеть в вещах не то, что природа действительно создала, а то, что она пыталась создать, но чего, вследствие упомянутой в предыдущей книге междоусобной борьбы ее форм,
