ствие вообще служит непременным условием; его удачное распределение усиливает красоту самого прекрасного. Но в особенности благоприятен он для усиления красоты в архитектуре; впрочем, он может даже самый незначительный предмет поднять на степень высокой красоты. И вот когда в суровую зиму, при общем оцепенении природы, мы видим, как лучи низко стоящего солнца, отражаемые каменными громадами, светят, но не греют, т. е. благоприятны только чистейшему роду познания, а не воле, — то зрелище прекрасной игры света на этих громадах повергает нас, как и всякая красота, в состояние чистого познания; однако оно, это состояние, легким напоминанием о недостатке тепла, приносимого этими же лучами, т. е. о недостатке живительного начала, требует уже здесь известного возвышения над интересами воли, содержит в себе легкий призыв к пребыванию в чистом познании, отрешенном от всякого хотения, и потому является переходом от чувства прекрасного к чувству возвышенного. Это — самый слабый налет возвышенного на прекрасном, которое само выступает здесь лишь в незначительной степени. Почти такой же слабый пример — следующий.
Перенесемся в очень уединенную местность с открытым горизонтом, где небо без единого облака, деревья и растения подымаются в совершенно неподвижном воздухе, где нет животных, нет людей, не колышутся воды, царит глубокая тишина. Такая обстановка словно призывает к серьезности, к созерцанию, отрешенному от всякого хотения с его нуждами, — и уже одно это придает столь пустынной и глубоко безмятежной природе оттенок возвышенного. Ибо она не предлагает воле, нуждающейся в постоянном стремлении и достижении, никаких объектов, ни благоприятных, ни неблагоприятных, — и потому остается только покой чистого созерцания; а кто на него не способен, того охватывает пустота незанятой воли, мучения скуки и стыд собственного ничтожества. Эта пустынность окружающего является мерой нашего интеллектуального достоинства, для которого вообще хорошим мерилом служит степень нашей способности переносить и любить уединение. — Итак, описанная обстановка дает пример возвышенного в слабой степени, потому что в ней к состоянию чистого познания, в его покое и самодовлении, примешивается в виде контраста напоминание о зависимости и бедности воли, которой необходима вечная суета. Это именно тот род возвышенного, которым славится зрелище бесконечных прерий в глубине Северной Америки.
Но представим себе теперь, что такая местность обнажена и
