раскрытию идея, т. е. адекватная объектность воли на определенной ступени: ее, этой идеи, необходимый и, как она сама, от власти закона основания изъятый коррелят есть чистый субъект познания, подобно тому как коррелят отдельной вещи есть познающий индивидуум, причем и эта вещь, и индивидуум находятся в области закона основания.
Называя какой-нибудь предмет прекрасным, мы выражаем этим, что он — объект нашего эстетического созерцания. Это имеет двойной смысл: во-первых, тот, что зрелище данного предмета делает нас объективными, что мы, другими словами, созерцая его, сознаем себя уже не индивидуумом, а чистым безвольным субъектом познания; во-вторых, тот, что мы познаем в предмете не отдельную вещь, а идею, — что возможно лишь постольку, поскольку наше созерцание предмета не подчинено закону основания, не следует за отношением предмета к чему-нибудь вне его самого (такое отношение в конце концов всегда связано с отношениями к нашей воле), а покоится на самом объекте. Ибо идея и чистый субъект познания, как необходимые корреляты, всегда вступают в сознание одновременно, и при этом вступлении сейчас же исчезает и всякое временное различие, так как и эта идея, и этот субъект совершенно чужды закону основания во всех его видах и лежат вне устанавливаемых им отношений, — подобно радуге и солнцу, которые непричастны вечному движению и смене падающих капель. Поэтому, если я смотрю на дерево эстетически, т. е. глазами художника, и следовательно, познаю не его, а его идею, то безразлично, стоит ли предо мною именно это дерево, или же его за тысячу лет расцветавший предок; и так же безразлично, является ли зритель именно этим или же каким-нибудь другим, когда-либо и где-либо живущим индивидуумом: вместе с законом основания исчезли отдельная вещь и познающий индивидуум, и не осталось ничего, кроме идеи и чистого субъекта познания, которые вместе составляют адекватную объектность воли на данной ступени. И не только от времени, но и от пространства отрешается идея: ибо не предносящийся мне пространственный образ, а его выражение, его чистый смысл, его сокровенная сущность, которая раскрывается предо мною и меня пленяет, — вот что собственно есть идея и что может оставаться совершенно тем же, как бы ни было велико различие пространственных отношений образа.
И вот, так как, с одной стороны, всякая наличная вещь может быть рассматриваема чисто объективно и вне всяких отношений; так как, далее, с другой стороны, в каждой вещи
