объектность воли. И так как человек сам — природа, и к тому же на высшей ступени ее самосознания, а природа — только объективированная воля к жизни, то человек, если только он воспринял эту точку зрения и остановился на ней, имеет несомненное право находить себе утешение в своей смерти и смерти своих друзей — в зрелище бессмертной жизни природы, которой является он сам. Так, следовательно, надо понимать Шиву с лингамом, так надо понимать античные саркофаги, которые своими картинами страстной жизни взывают к сетующему зрителю: Natura non contristatur.
То, что рождение и смерть надо рассматривать, как нечто относящееся к жизни и присущее этому проявлению воли, вытекает также из следующего: рождение и смерть — это, для нас, только усиленные выражения того, из чего состоит и вся остальная жизнь. Ведь последняя сплошь не что иное, как постоянная смена материи при неизменном сохранении формы: именно это и есть бренность индивидуумов при нетленности рода. Постоянное питание и воспроизведение только степенью отличаются от рождения, и постоянное выделение только степенью отличается от смерти. Первое явственнее и проще всего сказывается в растении. Оно всецело представляет собою беспрерывное повторение одного и того же импульса — своего простейшего волокна, которое группируется в лист и ветку; оно — систематический агрегат однородных, друг друга поддерживающих растений, которых беспрерывное воспроизведение составляет его единственный импульс: для более полного удовлетворения последнего растение подымается по лестнице метаморфозы, пока, наконец, не доходит до цветка и плода, этого компендия своего бытия и стремления, где оно более коротким путем достигает того, что служит его единственной целью, и сразу тысячекратно совершает то, что до сих пор производило по частям: повторение самого себя. Его прозябание до плода так относится к последнему, как письмо к книгопечатанию. У животного очевидно дело обстоит совершенно так же. Процесс питания — это постоянное рождение, процесс рождения — это усиленная степень питания; сладострастие рождения — это усиленная радость чувства жизни. С другой стороны, выделение, постоянное выдыхание и извержение материи — то же самое, чем в усиленной степени является смерть, противоположность рождения. Как мы при этом всегда довольны, что сохраняем свою форму и не оплакиваем отброшенной материи, так следует нам поступать и тогда, когда смерть в усиленной степени и сполна совершит то же самое, что ежедневно и ежечасно
