рестает, хотя бы вся вселенная сжалась в один ком. Мы видим это на других простых явлениях природы: твердое стремится, расплавляясь или растворяясь, к жидкому состоянию, в котором одном освобождаются его химические силы: оцепенелость — это плен, в котором их держит холод. Жидкое стремится к состоянию пара, в которое оно сейчас же и переходит, как только освобождается от всякого давления. Нет ни одного тела без сродства, т. е. без стремления, — или без страсти и жажды, как сказал бы Яков Бёме. Электричество распространяет свое внутреннее самораздвоение на бесконечность, хотя масса земного шара и поглощает его действие. Гальванизм, покуда существует столб, тоже представляет собою бесцельно и беспрестанно возобновляемый акт самораздвоения и примирения. Такое же неусыпное, никогда не удовлетворяемое стремление представляет жизнь растения, это беспрерывное движение по все восходящим формам, пока конечный пункт, семя, не станет опять начальным пунктом, — и так повторяется до бесконечности: нигде нет цели, нигде нет конечного удовлетворения, нигде нет отдыха. Припомним в то же время из второй книги, что разнообразные силы природы и органические формы оспаривают одна у другой ту материю, в которой они хотят проявиться, ибо все в мире обладает лишь тем, что отторгнуто у другого; и так поддерживается вечная борьба на жизнь и смерть, и именно из нее главным образом вытекает то противодействие, вследствие которого общее стремление, эта сокровенная сущность каждой вещи, встречает себе преграду, тщетно напирает на нее, но не может изменить своей природы, томится, пока данное явление не гибнет, — и тогда другие жадно захватывают его место и его материю.
Это стремление, составляющее ядро и в себе каждой вещи, мы давно уже признали за то самое, что̀ в нас, где оно раскрывается яснее всего, при свете полнейшего сознания, носит имя воли. И в этом последнем случае мы называем ту задержку, которую она терпит от преграды, возникающей между нею и ее временной целью, — страданием; напротив, достижение цели зовется — удовлетворение, благополучие, счастье. Эти имена мы можем перенести и на упомянутые раньше, по степени более слабые, по существу — тождественные явления бессознательного мира. И если так смотреть на них, то они, оказываются, удручены постоянным страданием, и нет у них прочного счастья. Ибо всякое стремление вытекает из нужды, из недовольства своим положением, и следовательно, пока его не удовлетворят, оно — страдание; но ни одно удовлетворение не продолжительно, — напротив, оно
