вообще на степень мозгового феномена. Даже самый всеобщий и наиболее неизменный из всех законов природы, закон тяготения, уже имеет эмпирический источник, и поэтому нет гарантии в его всеобщности; вот почему его иногда еще оспаривают; порою возникают также сомнения, распространяется ли он и за пределы нашей солнечной системы, и астрономы никогда не преминут выдвинуть случайно найденные признаки и подтверждения этой гипотезы, ясно показывая таким образом, что они рассматривают данный закон как чисто-эмпирический. Можно конечно спросить, будет ли тяготение и между такими телами, которые разделены абсолютной пустотой, и не посредствует ли что-нибудь тяготению в пределах солнечной системы, например, эфир, и не лишено ли оно поэтому своей силы между неподвижными звездами: подобные вопросы могут быть решены только эмпирически. Это показывает, что мы имеем здесь дело не с познанием a priori. Если же мы, наоборот, сообразно с вероятностью и в согласие с канто-лапласовской гипотезой, примем, что каждая солнечная система образовалась путем постепенного сгущения первичного мирового тумана, то все-таки мы не можем ни минуты думать, что это первичное вещество возникло из ничего: мы вынуждены предположить, что его частицы существовали где-нибудь раньше и только соединились вместе, — именно потому, что основной закон постоянства субстанции трансцендентален. Впрочем, то, что субстанция — простой синоним материи, так как понятие ее может реализоваться только в последней и потому имеет в ней свой источник, — это я обстоятельно доказал в своей Критике кантовской философии, и там же я специально выяснил, как понятие субстанции было образовано в целях известной уловки (стр. 550 и сл. II-го изд., стр. 580 и сл. ІІІ-го изд.). Эта a priori несомненная вечность материи (так называемое постоянство субстанции), как и другие столь же бесспорные истины, является для профессоров философии запретным плодом; поэтому они пробираются мимо нее, украдкой бросая на нее робкий взгляд.
Бесконечная цепь причин и действий, которая сопровождает все изменения, но никогда не простирается за их пределы, именно поэтому не затрагивает двух сущностей: с одной стороны, как я только что показал, материи, а с другой, первоначальных сил природы; первой потому, что она — носитель всех изменений, или то, в чем они протекают; вторых потому, что они-то, благодаря чему изменения, или действия, вообще возможны, то, что только и сообщает причинам каузальность, т. е. способность к действию, то, от чего причины, таким образом, получают эту спо-
