Гидонъ отвѣчалъ неясно, но такъ, чтобы не скомпрометировать себя. Дѣйствительно, графъ спрашивалъ о ней, какъ и объ отцѣ и даже о слугахъ, даже о животныхъ на фермѣ. Но безъ извѣстной настойчивости. Въ дѣйствительности, Клодина интересовалась очень мало разговорами графа съ ученикомъ, всецѣло увлекавшаяся своими занятіями и работами.
Гидонъ становился все болѣе скрытнымъ. Съ минуты перваго соглашенія онъ проявлялъ своему покровителю столь же вѣрную и глубокую преданность, какъ и Бландина. Къ его фанатической любви прибавлялось еще что то острое и сверкающее, чѣмъ надѣляютъ умъ и утонченная культура всякое чувство. Гидонъ, извѣстный подъ названіемъ безумца, простяка, негодяя, представлялъ изъ себя моральную цѣнность въ тѣлѣ, въ чудесной оболочкѣ, которая укрѣплялась и хорошѣла съ каждымъ днемъ.
Съ тактомъ, инымъ взглядомъ на вещи, съ инстинктомъ любящихъ натуръ, онъ подозрѣвалъ о расположеніи его сестры къ графу, но былъ вполнѣ увѣренъ, что графъ никогда не отвѣтить ей тѣмъ же. Гидонъ слишкомъ хорошо зналъ сестру и онъ чувствовалъ лучше, чѣмъ кто-либо, что огромная пропасть всего вульгарнаго и взаимнаго непониманія существовали между ею и Кельмаркомъ.
Ученикъ вскорѣ понялъ даже, что его учитель отдаетъ ему предпочтеніе передъ „госпожей упра-
Гидон отвечал неясно, но так, чтобы не скомпрометировать себя. Действительно, граф спрашивал о ней, как и об отце и даже о слугах, даже о животных на ферме. Но без известной настойчивости. В действительности, Клодина интересовалась очень мало разговорами графа с учеником, всецело увлекавшаяся своими занятиями и работами.
Гидон становился всё более скрытным. С минуты первого соглашения он проявлял своему покровителю столь же верную и глубокую преданность, как и Бландина. К его фанатической любви прибавлялось еще что то острое и сверкающее, чем наделяют ум и утонченная культура всякое чувство. Гидон, известный под названием безумца, простяка, негодяя, представлял из себя моральную ценность в теле, в чудесной оболочке, которая укреплялась и хорошела с каждым днем.
С тактом, иным взглядом на вещи, с инстинктом любящих натур, он подозревал о расположении его сестры к графу, но был вполне уверен, что граф никогда не ответить ей тем же. Гидон слишком хорошо знал сестру и он чувствовал лучше, чем кто-либо, что огромная пропасть всего вульгарного и взаимного непонимания существовали между ею и Кельмарком.
Ученик вскоре понял даже, что его учитель отдает ему предпочтение перед «госпожой упра-
