силачей, которыхъ графъ считалъ своими тѣлохранителями и которые позировали ему въ мастерской. Но эти простые и грубые молодцы были до безумія преданы патрону и немилосердно побили врага, послѣ перваго слова, которое онъ произнесъ относительно своего плана. Надо было хитрить, молча подлѣзть къ нимъ, постепенно, незамѣтно.
Онъ ограничился пока дружбою съ тѣми изъ Кларвача, которые не работали въ замкѣ, красивыми рыбаками, статистами во время атлетическихъ игръ и декоративныхъ представленій, дѣйствующими лицами чего-то вродѣ „масокъ и живыхъ картинъ, устраиваемыхъ графомъ“.
Ландрильонъ умѣло настроилъ ихъ противъ пяти избранцевъ и, въ особенности, противъ маленькаго любимца, и славныхъ исполнителей этихъ маскарадовъ, какъ называлъ слуга, къ тому же бѣшенно изгнаннаго изъ-за его тривіальности, изъ этихъ эстетическихъ представленій. Актеры въ въ концѣ концовъ согласились съ Ландрильономъ, что любовь графа къ Гидону Говартцу, этому сопляку, еще безбородому, была слишкомъ замѣтна. Настроенные противъ пажа, они не замедлили, какъ говорилъ этотъ Макіавелли навоза, дурно смотрѣть на владѣльца замка.
Съ другой стороны, прежній слуга, который устроилъ нѣчто вродѣ постоялаго двора между паркомъ Эскаль-Вигора и селеніемъ Зоудбертингомъ, привлекалъ непріятное вниманіе знатныхъ
силачей, которых граф считал своими телохранителями и которые позировали ему в мастерской. Но эти простые и грубые молодцы были до безумия преданы патрону и немилосердно побили врага после первого слова, которое он произнес относительно своего плана. Надо было хитрить, молча подлезть к ним, постепенно, незаметно.
Он ограничился пока дружбою с теми из Кларвача, которые не работали в замке, красивыми рыбаками, статистами во время атлетических игр и декоративных представлений, действующими лицами чего-то вроде «масок и живых картин, устраиваемых графом».
Ландрильон умело настроил их против пяти избранцев и, в особенности, против маленького любимца, и славных исполнителей этих маскарадов, как называл слуга, к тому же бешено изгнанного из-за его тривиальности, из этих эстетических представлений. Актеры в в конце концов согласились с Ландрильоном, что любовь графа к Гидону Говартцу, этому сопляку, еще безбородому, была слишком заметна. Настроенные против пажа, они не замедлили, как говорил этот Макиавелли навоза, дурно смотреть на владельца замка.
С другой стороны, прежний слуга, который устроил нечто вроде постоялого двора между парком Эскаль-Вигора и селением Зоудбертингом, привлекал неприятное внимание знатных
