исключительно дѣйствую во имя религіи, добрыхъ нравовъ и добра!…
— Чтобы поступить хорошо, мой почтенный, пасторъ, отвѣчалъ Ландрильонъ со своей невзрачной физіономіей, намъ необходимо было бы открыть у графа де Кельмарка какое-нибудь преступленіе, которое могло-бы потрясти ужасный предразсудокъ, что нибудь безпочвенное въ нашей соціальной и христіанской жизни, вы понимаете, что я хочу сказать, какой-нибудь ужасъ, который вскричалъ не только о мщеніи къ небесамъ, но и могъ подѣйствовать на наименѣе богобоязливыхъ грѣшниковъ…
— Да, но кто докажетъ намъ подобное преступленіе! вздохнулъ Бомбергъ.
— Терпѣніе, мой почтенный пасторъ, терпѣніе! лукаво гнусавилъ дурной слуга.
Бомбергъ доносилъ своимъ духовнымъ начальникамъ о благопріятномъ оборотѣ, который принимали его дѣла.
Постоянно возбужденная Ландрильономъ, Клодина начинала терять терпѣніе, отъ медлительности и откладыванія графа де Кельмарка. Еще сильнѣе ее бѣсило то, что въ странѣ такъ называемые бѣдняки на стѣснялись подсмѣиваться надъ ней и даже слагали пѣсенки въ кабакахъ. Ландрильонъ внушалъ ей мысль, что Бландина еще держитъ графа въ своей власти. Крестьянка все больше и больше сердилась на управительницу замка. Ландрильонъ, столь же скрытный съ
исключительно действую во имя религии, добрых нравов и добра!…
— Чтобы поступить хорошо, мой почтенный, пастор, — отвечал Ландрильон со своей невзрачной физиономией, — нам необходимо было бы открыть у графа де Кельмарка какое-нибудь преступление, которое могло бы потрясти ужасный предрассудок, что-нибудь беспочвенное в нашей социальной и христианской жизни, вы понимаете, что я хочу сказать, какой-нибудь ужас, который вскричал не только о мщении к небесам, но и мог подействовать на наименее богобоязливых грешников…
— Да, но кто докажет нам подобное преступление! — вздохнул Бомберг.
— Терпение, мой почтенный пастор, терпение! — лукаво гнусавил дурной слуга.
Бомберг доносил своим духовным начальникам о благоприятном обороте, который принимали его дела.
Постоянно возбужденная Ландрильоном, Клодина начинала терять терпение от медлительности и откладывания графа де Кельмарка. Еще сильнее ее бесило то, что в стране так называемые бедняки на стеснялись подсмеиваться над ней и даже слагали песенки в кабаках. Ландрильон внушал ей мысль, что Бландина еще держит графа в своей власти. Крестьянка всё больше и больше сердилась на управительницу замка. Ландрильон, столь же скрытный с
