вилъ полотно… За этого чудесного молодца я отдал бы всех венер, даже кисти Рубенса… Я долженъ еще вернуться въ Ипперзейдъ.
Онъ остановился, понимая, что говоритъ на непонятномъ языкѣ съ этими людьми.
— Мнѣ нравятся также и дюны, и вереск в Кларваче… Послушайте. Не там-ли находятся странные жители?..
— Ахъ, дикари! сказалъ бургомистръ, съ протестомъ и презрѣніемъ. Собраніе спорщиковъ! Единственные бродяги и туземцы страны!.. Нашъ Гидонъ, нашъ негодный сынъ, навѣщаетъ ихъ! Грустно сказать, что онъ могъ бы очутиться въ ихъ компаніи.
— Я попрошу вашего сына проводить меня когда нибудь туда, бургомистръ! сказалъ Кельмаркъ, провожая своихъ гостей въ другую комнату. Его глаза сверкали, при воспоминаніи объ этомъ маленькомъ игрокѣ на свирѣли. Теперь они затуманивались и его голосъ слегка задрожалъ, отличался выраженіемъ непонятной меланхоліи, вслѣдъ за скрытымъ въ кашлѣ рыданіемъ. Клодина продолжала смотрѣть направо и налѣво, вычисляя цѣну всѣмъ бездѣлушкамъ и и рѣдкимъ вещамъ.
Въ билльярдной комнатѣ, куда они вошли, вся стѣна была занята, какъ извѣстно, картиною самого Кельмарка „Конрадинъ и Фридрихъ Баварскій“, согласно очень популярной гравюрѣ въ Германіи. Страстный поцѣлуй двухъ юныхъ принцевъ, жертвъ Карла Анжуйскаго, придавалъ ихъ
вил полотно… За этого чудесного молодца я отдал бы всех венер, даже кисти Рубенса… Я должен еще вернуться в Ипперзейд.
Он остановился, понимая, что говорит на непонятном языке с этими людьми.
— Мне нравятся также и дюны, и вереск в Кларваче… Послушайте. Не там ли находятся странные жители?..
— Ах, дикари! — сказал бургомистр, с протестом и презрением. — Собрание спорщиков! Единственные бродяги и туземцы страны!.. Наш Гидон, наш негодный сын, навещает их! Грустно сказать, что он мог бы очутиться в их компании.
— Я попрошу вашего сына проводить меня когда нибудь туда, бургомистр! — сказал Кельмарк, провожая своих гостей в другую комнату. Его глаза сверкали, при воспоминании об этом маленьком игроке на свирели. Теперь они затуманивались и его голос слегка задрожал, отличался выражением непонятной меланхолии, вслед за скрытым в кашле рыданием. Клодина продолжала смотреть направо и налево, вычисляя цену всем безделушкам и и редким вещам.
В билльярдной комнате, куда они вошли, вся стена была занята, как известно, картиною самого Кельмарка «Конрадин и Фридрих Баварский», согласно очень популярной гравюре в Германии. Страстный поцелуй двух юных принцев, жертв Карла Анжуйского, придавал их
