звуки аккордеона и шарманки, доносившіеся изъ рабочаго квартала, отъ котораго его отдѣляли нѣсколько гектаровъ веселыхъ садовъ, расположенныхъ между виллой бабушки и домомъ сосѣдей, и отдѣлявшихся между собою живою изгородью. Втеченіе нѣсколькихъ вечеровъ, печальные порывы щеголеватыхъ мѣдныхъ инструментовъ въ артиллерійскихъ казармахъ, расположенныхъ у края предмѣстья, доходили до Кельмарка вмѣстѣ съ запахомъ сирени, которая двигала свои вѣтви до самаго окна.
По сосѣдству гдѣ-то шла постройка; большое зданіе вскорѣ должно было покрыться крышею, и каждый день юный аристократъ слушалъ, какъ каменщики производили серебристую музыку кирпичей, которые они били своими лопаточками. Много разъ, привлеченный этимъ, онъ вытягивался впередъ и видѣлъ бѣлыхъ и рыжихъ рабочихъ, толстыхъ деревенскихъ молодцовъ, съ ковшами на плечахъ, безсознательныхъ эквилибристовъ, поднимавшихся по лѣсамъ и пренебрегавшихъ головокруженіемъ. Иногда листва загораживала ему ихъ, затѣмъ вдругъ они показывались среди вѣтвей, въ драматическомъ отблескѣ дѣйствующей силы на равнодушномъ голубомъ небѣ…
Почему его сердце наполнялось непонятной тоской, когда послѣ захода солнца, онъ видѣлъ ихъ проходившими, съ деревенской синей курткой на плечѣ, столь же испачканной, какъ ка-
звуки аккордеона и шарманки, доносившиеся из рабочего квартала, от которого его отделяли несколько гектаров веселых садов, расположенных между виллой бабушки и домом соседей, и отделявшихся между собою живою изгородью. В течение нескольких вечеров, печальные порывы щеголеватых медных инструментов в артиллерийских казармах, расположенных у края предместья, доходили до Кельмарка вместе с запахом сирени, которая двигала свои ветви до самого окна.
По соседству где-то шла постройка; большое здание вскоре должно было покрыться крышею, и каждый день юный аристократ слушал, как каменщики производили серебристую музыку кирпичей, которые они били своими лопаточками. Много раз, привлеченный этим, он вытягивался вперед и видел белых и рыжих рабочих, толстых деревенских молодцов, с ковшами на плечах, бессознательных эквилибристов, поднимавшихся по лесам и пренебрегавших головокружением. Иногда листва загораживала ему их, затем вдруг они показывались среди ветвей, в драматическом отблеске действующей силы на равнодушном голубом небе…
Почему его сердце наполнялось непонятной тоской, когда после захода солнца он видел их проходившими, с деревенской синей курткой на плече, столь же испачканной, как ка-
