талкиваніе другъ-друга попугаевъ, которые устремляются вдаль. Но, выйдя наружу, онѣ медлили, тихо ходили взадъ и впередъ. Колоколъ снова звонилъ. Мужчины выходили въ свою очередь, болѣе тяжеловѣстно, но посмѣиваясь меньше громкимъ смѣхомъ.
Черезъ нѣсколько минутъ на концѣ улицы, поднимались смѣшанные крики неистовыхъ женщинъ и грубыхъ браконьеровъ.
Лоранъ дрожалъ отъ этихъ криковъ. «Ахъ, жестокіе! Они дерутся!» Наивный мальчикъ ничего не понималъ изъ этихъ ругательствъ, изъ этого прерывистаго и нервнаго смѣха, изъ этого общаго шума, который дѣлалъ еще болѣе мрачнымъ меланхолическій характеръ этого позорнаго предмѣстія.
На другой день, тѣ дѣвушки, которыя сильнѣе всѣхъ кричали, казались веселыми, смѣлыми, радостными, точно ничего и не произошло; а въ залахъ перваго этажа мужчины казались тоже спокойными, веселыми, довольными собою, толкали другъ-друга подъ локоть въ знакъ сочувствія, обмѣнивались подмигиваніемъ глазъ, сочно прищелкивая языкомъ.
На какіе таинственные подвиги намекали эти нескладные молодцы?
талкивание друг друга попугаев, которые устремляются вдаль. Но, выйдя наружу, они медлили, тихо ходили взад и вперед. Колокол снова звонил. Мужчины выходили в свою очередь, более тяжеловестно, но посмеиваясь меньше громким смехом.
Через несколько минут на конце улицы, поднимались смешанные крики неистовых женщин и грубых браконьеров.
Лоран дрожал от этих криков. «Ах, жестокие! Они дерутся!» Наивный мальчик ничего не понимал из этих ругательств, из этого прерывистого и нервного смеха, из этого общего шума, который делал еще более мрачным меланхолический характер этого позорного предместья.
На другой день, те девушки, которые сильнее всех кричали, казались веселыми, смелыми, радостными, точно ничего и не произошло; а в залах первого этажа мужчины казались тоже спокойными, веселыми, довольными собою, толкали друг-друга под локоть в знак сочувствия, обменивались подмигиванием глаз, сочно прищелкивая языком.
На какие таинственные подвиги намекали эти нескладные молодцы?
