на роли простыхъ зрительницъ, онѣ выражали свое нетерпѣніе, давая грудь недавно родившемуся младенцу отъ ихъ сожителя.
Добрыя отношенія снова царятъ между Мароллемъ и Моленбекомъ. Такъ какъ честь Кассюля была признана его сподвижниками удовлетворенной, оба соперника помирились. Флюпи уступаетъ даже свою красавицу похитителю. Онъ способенъ выказать столь большую дружбу, что желаетъ настоящаго счастья Бюгютту.
— Эти поздравленія, чортъ возьми, кажутся мнѣ насмѣшкою! — Только что сказалъ мнѣ предусмотрительный Турламэнъ. Я никогда не повѣрю, что здѣсь нѣтъ злого умысла. Хочешь, я тебѣ скажу, что я думаю, Лорръ? Во всемъ этомъ дѣлѣ Кассюль обидѣлся только для виду. Въ глубинѣ души, онъ считаетъ себя счастливымъ, что посадилъ на спину нашего добраго Тиха существо, отъ котораго самъ никакъ не могъ избавиться. Говорятъ, что она зла, какъ чесотка. Поживемъ увидимъ…
Разгуливая по Кадолю, я шелъ позади двухъ шалуновъ, въ которыхъ, но ихъ неуклюжей походкѣ, я узналъ вскорѣ Палюля — Кассизма и Іефа Кампернульи. Издалека я наблюдалъ за ними. Болѣе высокій изъ нихъ, дружески обнявъ за шею другого, приложивъ къ его уху свои уста, разсказывалъ ему смѣшныя вещи, заставлявшія
на роли простых зрительниц, они выражали свое нетерпение, давая грудь недавно родившемуся младенцу от их сожителя.
Добрые отношения снова царят между Мароллем и Моленбеком. Так как честь Кассюля была признана его сподвижниками удовлетворенной, оба соперника помирились. Флюпи уступает даже свою красавицу похитителю. Он способен выказать столь большую дружбу, что желает настоящего счастья Бюгютту.
— Эти поздравления, черт возьми, кажутся мне насмешкою! — Только что сказал мне предусмотрительный Турламэн. Я никогда не поверю, что здесь нет злого умысла. Хочешь, я тебе скажу, что я думаю, Лорр? Во всем этом деле Кассюль обиделся только для виду. В глубине души, он считает себя счастливым, что посадил на спину нашего доброго Тиха существо, от которого сам никак не мог избавиться. Говорят, что она зла, как чесотка. Поживем увидим…
Разгуливая по Кадолю, я шел позади двух шалунов, в которых, но их неуклюжей походке, я узнал вскоре Палюля — Кассизма и Иефа Кампернульи. Издалека я наблюдал за ними. Более высокий из них, дружески обняв за шею другого, приложив к его уху свои уста, рассказывал ему смешные вещи, заставлявшие
