постоянно открытымъ. И вотъ, теперь моя «Милочка» сидѣла снаружи, на подоконникѣ, и ожидала, когда я открою окно и впущу ее въ комнату; тогда она оставалась все утро, до обѣда, моимъ маленькимъ сотоварищемъ и гостемъ, летая по всѣмъ комнатамъ и коридорамъ и чувствуя себя совершенно какъ дома. Когда же, бывало, проголодается, — тотчасъ же явится ко мнѣ, какъ лучики(?) своей подругѣ. Вѣдь мучные-то червячки хранились у меня!
Моихъ гостей всегда очень забавляло, когда они видѣли, какъ я кормлю свою маленькую птичку. Она была поразительно находчива и ловка въ разыскиваніи своей добычи и выказывала замѣчательное терпъніе и выдержку, если червячки куда-нибудь заползали.
Нерѣдко можно было видѣть Милочку сидящею на клѣткѣ жившихъ у меня въ то время калифорнійскихъ мышей. Я сначала никакъ не могла понять, что могло такъ привлекать ее туда, пока, наконецъ, не замѣтила, что притягательнымъ магнитомъ для моей птички являлись коричневые сухарики, служившіе кормомъ для мышей. Когда я дала ей кусочекъ такого сухарика, она удалилась съ нимъ въ особый уголокъ, куда я затѣмъ поставила для нея и маленькую питейку съ водой.
Насколько бы ни была приручена дикая птица, но время-отъ-времени на нее вдругъ находитъ непреодолимая потребность къ полной свободѣ. Когда такая потребность пробуждалась у моей Милочки, она начинала безпокойно летать взадъ и впередъ по комнатѣ, издавая особенные жалобные звуки. Какъ только я это замѣчала, окно тотчасъ же отворялось, и птичка выпускалась на волю.
Я съ неохотой должна здѣсь отмѣтить одну очень несимпатичную черту въ характерѣ малиновокъ, а именно — ихъ неуживчивость и драчливость другъ съ дружкой. Напримѣръ, моя Милочка питала непримиримую вражду къ своему сопернику — другой малиновкѣ, часто подлетавшей къ моему окну; однимъ изъ главныхъ ея занятій являлось подкарауливать этого врага. Сидитъ она, бывало, въ комнатѣ, на подоконникѣ, подъ свѣсившимися листьями пальмы — олицетвореніе добродушія и невинности! А между тѣмъ, крошечное ея сердечко полно злобы, ненависти и мщенія! Въ слѣдующее мгновеніе, внезапно раздается громкое, задорное стрекотаніе и трепыханіе крыльевъ, и обѣ маленькія фуріи — одна по сю сторону закрытаго окна, а другая снаружи — съ злобнымъ ожесточеніемъ кидаются другъ на дружку и продолжаютъ эту своеобразную борьбу до тѣхъ поръ, пока обѣ не выбьются изъ силъ. Вслѣдъ за тѣмъ, обыкновенно, начиналось съ обѣихъ сторонъ громкое распѣваніе побѣдныхъ гимновъ…
Еще я должна разсказать объ одной бѣдной малиновкѣ, которая, по всей вѣроятности, попалась какъ-нибудь въ ловушку и потеряла при этомъ нижнюю половину своего клюва. Она безпрестанно появлялась у моего окна и, вслѣдствіе невозможности владѣть какъ слѣдуетъ клювомъ, выглядывала такою жалкою и голодною! Я сочла за лучшее помѣстить ее въ клѣтку, гдѣ она могла бы получать подходящій для нея кормъ. Выставляя на окно клѣтку съ открытою дверцей и съ положенными въ кормушку мучными червями, мнѣ удалось, наконецъ, заставить бѣдняжку вскочить въ нее. Съ тѣхъ поръ она жила въ своемъ маленькомъ домикѣ цѣлыхъ пять мѣсяцевъ, — жила, повидимому, совершенно счастливая и довольная, всегда обезпеченная размоченнымъ въ молокѣ бѣлымъ хлѣбомъ, свѣжими муравьиными яйцами и мучными червями. Каждое утро, пока чистилась клѣтка, маленькій нашъ инвалидъ леталъ по комнатѣ и купался.
Около середины мая, когда въ саду имѣлось въ изобиліи разныхъ гусеницъ и червячковъ, я сочла за лучшее выпустить малиновку на свободу. Я была увѣрена, что
постоянно открытым. И вот, теперь моя «Милочка» сидела снаружи, на подоконнике, и ожидала, когда я открою окно и впущу её в комнату; тогда она оставалась всё утро, до обеда, моим маленьким сотоварищем и гостем, летая по всем комнатам и коридорам и чувствуя себя совершенно как дома. Когда же, бывало, проголодается, — тотчас же явится ко мне, как лучики(?) своей подруге. Ведь мучные-то червячки хранились у меня!
Моих гостей всегда очень забавляло, когда они видели, как я кормлю свою маленькую птичку. Она была поразительно находчива и ловка в разыскивании своей добычи и выказывала замечательное терпение и выдержку, если червячки куда-нибудь заползали.
Нередко можно было видеть Милочку сидящею на клетке живших у меня в то время калифорнийских мышей. Я сначала никак не могла понять, что могло так привлекать её туда, пока, наконец, не заметила, что притягательным магнитом для моей птички являлись коричневые сухарики, служившие кормом для мышей. Когда я дала ей кусочек такого сухарика, она удалилась с ним в особый уголок, куда я затем поставила для неё и маленькую питейку с водой.
Насколько бы ни была приручена дикая птица, но время от времени на неё вдруг находит непреодолимая потребность к полной свободе. Когда такая потребность пробуждалась у моей Милочки, она начинала беспокойно летать взад и вперёд по комнате, издавая особенные жалобные звуки. Как только я это замечала, окно тотчас же отворялось, и птичка выпускалась на волю.
Я с неохотой должна здесь отметить одну очень несимпатичную черту в характере малиновок, а именно — их неуживчивость и драчливость друг с дружкой. Например, моя Милочка питала непримиримую вражду к своему сопернику — другой малиновке, часто подлетавшей к моему окну; одним из главных её занятий являлось подкарауливать этого врага. Сидит она, бывало, в комнате, на подоконнике, под свесившимися листьями пальмы — олицетворение добродушия и невинности! А между тем, крошечное её сердечко полно злобы, ненависти и мщения! В следующее мгновение, внезапно раздаётся громкое, задорное стрекотание и трепыхание крыльев, и обе маленькие фурии — одна по сю сторону закрытого окна, а другая снаружи — с злобным ожесточением кидаются друг на дружку и продолжают эту своеобразную борьбу до тех пор, пока обе не выбьются из сил. Вслед за тем, обыкновенно, начиналось с обеих сторон громкое распевание победных гимнов…
Ещё я должна рассказать об одной бедной малиновке, которая, по всей вероятности, попалась как-нибудь в ловушку и потеряла при этом нижнюю половину своего клюва. Она беспрестанно появлялась у моего окна и, вследствие невозможности владеть как следует клювом, выглядывала такою жалкою и голодною! Я сочла за лучшее поместить её в клетку, где она могла бы получать подходящий для неё корм. Выставляя на окно клетку с открытою дверцей и с положенными в кормушку мучными червями, мне удалось, наконец, заставить бедняжку вскочить в неё. С тех пор она жила в своём маленьком домике целых пять месяцев, — жила, по-видимому, совершенно счастливая и довольная, всегда обеспеченная размоченным в молоке белым хлебом, свежими муравьиными яйцами и мучными червями. Каждое утро, пока чистилась клетка, маленький наш инвалид летал по комнате и купался.
Около середины мая, когда в саду имелось в изобилии разных гусениц и червячков, я сочла за лучшее выпустить малиновку на свободу. Я была уверена, что
