«КАКЪ это возможно, что ты интересуешься улитками — этими противными, слизистыми созданіями?!» — Не разъ мнѣ приходилось выслушивать этотъ вопросъ отъ моихъ друзей. Когда я, бывало, выносила на «прогулку», по зеленой лужайкѣ, моихъ великолѣпныхъ старыхъ садовыхъ или виноградниковыхъ улитокъ[1], называемыхъ обыкновенно у насъ, въ Англіи, «римскими». Эти улитки встрѣчаются только на известковыхъ почвахъ, но многочисленные остатки ихъ «домиковъ» (раковинъ) встрѣчаются повсюду на мѣстахъ бывшихъ римскихъ построекъ. Предполагаютъ, что улитки эти были занесены къ намъ римлянами, которые откармливали ихъ въ особыхъ помѣщеніяхъ, называвшихся кохлеаріями (cochlearia) и затѣмъ приготовляли изъ нихъ самыя утонченныя блюда, подававшіяся даже къ императорскому столу[2].
Посѣтивъ однажды мѣстность, изобиловавшую садовыми улитками, я взяла съ собою нѣсколько штукъ ихъ и привезла къ себѣ домой. Онѣ жили у меня много лѣтъ, и я мало-по-малу убѣдилась, что и эти созданія, въ концѣ-концовъ, признали во мнѣ своего друга. Конечно, я не могу похвастать, что довела дѣло прирученія моихъ улитокъ такъ же далеко, какъ это удалось одной американской дамѣ, за которою (будто бы!) ея ручныя устрицы слѣдовали по пятамъ, вверхъ и внизъ по лѣстницѣ, но скажу истинную правду, что, когда я выпускала ихъ «гулять» на лужокъ, онѣ всегда снова приползали ко мнѣ и повторяли это по нѣскольку разъ кряду, если я снова относила ихъ на нѣкоторое разстояніе отъ себя.
Когда наступали холода, мои улитки начинали приготовляться къ зимней спячкѣ, закупоривая свой «домикъ» известковою дверцей, которую онѣ мастерили при помощи клейкой слизи, выдѣлявшейся изъ ихъ тѣла. Закупорившись такимъ образомъ, онѣ лежали совершенно неподвижно, до тѣхъ поръ, пока весеннее тепло не побуждало ихъ оттолкнуть дверцу и выйти на свѣтъ Божій. Пробудившись отъ зимняго сна, онѣ проявляли сильнѣйшій аппетитъ и уничтожали неимоверное количество пищи.
Величина моихъ улитокъ доходила до добрыхъ пяти дюймовъ, когда онѣ, бывало, вытянутся во всю свою длину. Тѣло ихъ было желтовато-бѣлаго цвѣта, а нѣжная раковинка — грязновато-бѣлаго, съ переходомъ въ свѣтло-бурый. Жили онѣ у меня въ ящикѣ со стеклянными стѣнками и такою же крышкой, и очень было интересно смотрѣть, какъ онѣ ползали по крышкѣ внизъ головой. Когда онѣ передвигались по землѣ или усыпанной пескомъ дорожкѣ, за ними оставался блестящій слизистый слѣдъ, быстро отвердѣвавшій на солнцѣ. Благодаря этому выдѣленію слизи, онѣ, какъ и всѣ прочія сухопутныя улитки, могли легко и безболѣзненно скользить по жесткимъ и острымъ предметамъ, которые иначе легко могли бы поранить ихъ нѣжное тело.
- ↑ Helix Pomatia, Виноградная улитка.
- ↑ И въ настоящее время этихъ улитокъ употребляютъ въ пищу, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Франціи и южной Германіи.Д. К.
«КАК это возможно, что ты интересуешься улитками — этими противными, слизистыми созданиями?!» — Не раз мне приходилось выслушивать этот вопрос от моих друзей. Когда я, бывало, выносила на «прогулку», по зелёной лужайке, моих великолепных старых садовых или виноградниковых улиток[1], называемых обыкновенно у нас, в Англии, «римскими». Эти улитки встречаются только на известковых почвах, но многочисленные остатки их «домиков» (раковин) встречаются повсюду на местах бывших римских построек. Предполагают, что улитки эти были занесены к нам римлянами, которые откармливали их в особых помещениях, называвшихся кохлеариями (cochlearia) и затем приготовляли из них самые утонченные блюда, подававшиеся даже к императорскому столу[2].
Посетив однажды местность, изобиловавшую садовыми улитками, я взяла с собою несколько штук их и привезла к себе домой. Они жили у меня много лет, и я мало-помалу убедилась, что и эти создания, в конце концов, признали во мне своего друга. Конечно, я не могу похвастать, что довела дело приручения моих улиток так же далеко, как это удалось одной американской даме, за которою (будто бы!) её ручные устрицы следовали по пятам, вверх и вниз по лестнице, но скажу истинную правду, что, когда я выпускала их «гулять» на лужок, они всегда снова приползали ко мне и повторяли это по нескольку раз кряду, если я снова относила их на некоторое расстояние от себя.
Когда наступали холода, мои улитки начинали приготовляться к зимней спячке, закупоривая свой «домик» известковою дверцей, которую они мастерили при помощи клейкой слизи, выделявшейся из их тела. Закупорившись таким образом, они лежали совершенно неподвижно, до тех пор, пока весеннее тепло не побуждало их оттолкнуть дверцу и выйти на свет Божий. Пробудившись от зимнего сна, они проявляли сильнейший аппетит и уничтожали неимоверное количество пищи.
Величина моих улиток доходила до добрых пяти дюймов, когда они, бывало, вытянутся во всю свою длину. Тело их было желтовато-белого цвета, а нежная раковинка — грязновато-белого, с переходом в светло-бурый. Жили они у меня в ящике со стеклянными стенками и такою же крышкой, и очень было интересно смотреть, как они ползали по крышке вниз головой. Когда они передвигались по земле или усыпанной песком дорожке, за ними оставался блестящий слизистый след, быстро отвердевавший на солнце. Благодаря этому выделению слизи, они, как и все прочие сухопутные улитки, могли легко и безболезненно скользить по жёстким и острым предметам, которые иначе легко могли бы поранить их нежное тело.
- ↑ Helix Pomatia, Виноградная улитка.
- ↑ И в настоящее время этих улиток употребляют в пищу, в некоторых местностях Франции и южной Германии.Д. К.
