Такимъ образомъ, молодого человѣка, вступаюшаго въ свѣтъ, нужно оберегать не столько отъ чувственности, сколько отъ тщеславія: онъ уступаетъ скорѣе чужимъ наклонностямъ, чѣмъ своимъ, и самолюбіе создаетъ больше развратниковъ, чѣмъ любовь.
Установивъ это, я спрашиваю, найдется ли на землѣ человѣкъ, лучше вооруженный, чѣмъ мой воспитанникъ, противъ всякихъ посягательствъ на его нравственность, на его чувства, на его принципы; найдется ли болѣе способный сопротивляться пороку? Есть ли искушеніе, противъ котораго онъ не былъ бы защищенъ? Если его желанія влекутъ его къ другому полу, то онъ не находитъ въ немъ того, чего ищетъ, и его сердце, уже занятое, удерживаетъ его. Если чувственность волнуетъ и тѣснитъ его, гдѣ найдетъ, онъ для нея удовлетвореніе? Отвращеніе къ прелюбодѣянію и къ разврату удаляетъ его одинаково отъ публичныхъ женщинъ и отъ чужихъ женъ а развращеніе молодежи всегда начинается съ той или другой изъ этихъ двухъ категорій. Дѣвушка въ брачномъ возрастѣ можетъ быть кокетлива; но она не будетъ безстыдной; она не станетъ бросаться на шею молодому человѣку, который можетъ на ней жениться, если будетъ считать ее благоразумной; притомъ за ней всегда кто-нибудь смотритъ. Эмиль, съ своей стороны, не будетъ предоставленъ всецѣло самому себѣ; обоихъ будутъ охранять по крайней мѣрѣ страхъ и стыдъ, неразлучные съ первыми желаніями; они не перейдутъ сразу къ вольностямъ и у нихъ не будетъ времени безпрепятственно перейти къ нимъ шагъ за шагомъ. Чтобы приняться за дѣло иначе, онъ долженъ былъ-бы взять предварительно урокъ у товарищей, научиться у нихъ смѣяться надъ своей скромностью, сдѣлаться нахальнымъ изъ подражанія имъ. Но есть ли въ мірѣ человѣкъ, менѣе склонный къ подражанію, чѣмъ Эмиль? Человѣка свободнаго отъ предразсудковъ, и знающаго цѣну предразсудкамъ другихъ, не собьешь съ пути шутками. Я работалъ двадцать лѣтъ, вооружая его противъ насмѣшниковъ: имъ потребуется не одинъ день, чтобы провести его; такъ какъ смѣхъ въ его глазахъ только аргументъ глупцовъ, и ничто не дѣлаетъ такимъ нечувствительнымъ, какъ способность стать выше мнѣнія. Вмѣсто шутокъ ему требуются доводы; и пока дѣло стоитъ на этой точкѣ, я не боюсь, что юные шутники отнимутъ его у меня; за меня совѣсть и истина. Если даже предразсудокъ окажетъ какое-нибудь вліяніе, то двадцатилѣтняя привязанность тоже что нибудь да значитъ: его никогда не убѣдятъ, что я докучалъ ему пустыми уроками, и въ прямомъ и чувствительномъ сердцѣ голосъ вѣрнаго и истиннаго друга всегда сумѣетъ заглушить крики двадцати соблазнителей. Такъ какъ въ этомъ случаѣ нужно только показать ему, что они обманываютъ его, и, дѣлая видъ, будто обращаются съ нимъ, какъ съ взрослымъ, на самомъ дѣлѣ относятся къ нему, какъ къ ребенку, то я нарочно останусь простымъ, но серьезнымъ и яснымъ въ своихъ разсужденіяхъ, чтобы онъ чувствовалъ, что это я отношусь къ нему какъ къ взрослому. Я скажу ему: «вы видите, что только вашъ интересъ, который является и моимъ, диктуетъ мнѣ мои рѣчи; никакого другого у меня не можетъ быть. Но почему эти молодые люди хотятъ васъ убѣдить? Это потому, что имъ хочется соблазнить васъ: они не любятъ васъ, не принимаютъ въ васъ никакого участія; ихъ единственный мотивъ — тайная досада
