Дауріи. Совершивъ весьма блистательный походъ на Амурѣ, онъ возвратился въ Якутскъ въ 1650 году, и въ 1651 снова отправился туда. Надобно полагать, что около того времени Хабаровъ и заложилъ городъ Албазинъ, ибо въ отпискѣ его видно, что 1651 года Іюня 2 отправился онъ изъ Албазина на судахъ внизъ по Амуру. Онъ первый познакомилъ Россію съ богатствами этой страны, но въ то же зремя возбудилъ Китайцевъ, которые двинулись защищать права свои на Даурію, и былъ отозванъ въ Москву, 1653 года. (См. Хабаровъ.)
Около этого времени слава о богатствахъ долины Амура такъ распространилась, что народъ пришелъ въ необыкновенное волненіе. Многіе, видѣвъ пословъ Хабарова, ѣхавшихъ въ Москву, любовались ихъ золотыми вещами, соболями и парчевыми одеждами; и услышавъ отъ нихъ о тѣхъ безцѣнныхъ сокровищахъ, множествѣ скота, плодородіи, которое всюду является при Амурѣ, кинулись туда толпами. Весь Илимскій уѣздъ, большая часть деревень при Ленѣ, и даже многіе жители Якутска, устремились въ обѣтованную страну. Ни домъ, ни жены, ни дѣти, не могли ихъ отвратить отъ намѣренія бѣжать въ благословенную Даурію.
Это заставило правительство принять строгія мѣры, которыя однако жъ оказались недѣйствительными: побѣги продолжались ровно два года (до 1655). Наконецъ, по Царскому указу, поставлена была стража на устьѣ рѣки Олекмы, и подъ смертною казнію запрещено было уходить на Амуръ безъ письменнаго вида.
Завоеваніе Хабарова поддерживали нѣкоторое время со славою, но съ перемѣннымъ счастіемъ, дворянинъ Дмитрій Ивановичъ Зиновьевъ и преемникъ его, казакъ Онуфрій Степановъ (см. Комарскій Острогъ, выдержавшій подъ начальствомъ послѣдняго знаменитую осаду противъ значительной Китайской арміи). Подробности этихъ подвиговъ надобно читать въ Сибирской Исторіи Фишера и у Миллера. Спустя нѣсколько лѣтъ, явился въ тѣхъ мѣстахъ новый завоеватель, Никифоръ Черниговскій (см. Албазинъ). Наконецъ Нерчинскій договоръ, которымъ уступлено Китаю обладаніе Нижнимъ Амуромъ, закрылъ это поприще славы смѣлымъ искателямъ опасностей и добычи.
АМФИБІИ (отъ άμφί, на обѣ (всѣ) стороны, βίος жизнь), по-Русски: гады, водоземныя, пресмыкающіяся; Amphibia Линнея; Reptiles Французскихъ естествоиспытателей; Amphibien, Lurche, Нѣмецкихъ. Названіе Амфибій означаетъ животныхъ, свойственныхъ водѣ и сушѣ; оно весьма хорошо выражаетъ двузнаменательное, двустихійное ихъ значеніе, и присвоено имъ Линнеемъ. Изъ Русскихъ названій, гады есть самое приличное. Гады помѣщаются въ системѣ животныхъ, между птицами и рыбами, и составляютъ особенное звено позвоночныхъ животныхъ. Они имѣютъ холодную красную кровь и дышатъ легкими; у немногихъ (Proteus и Siren), при внутреннихъ легкихъ, удержаны наружныя, вѣтвистыя жабры; носъ ихъ представляется сзади проходнымъ, и являетъ первое, настоящее значеніе носа, какъ орудія, для вбиранія воздуха опредѣленнаго; тѣло ихъ не одѣвается перьями или волосами, какъ у птицъ и млекопитающихъ, но у иныхъ является голымъ (лягушки), у другихъ покрытымъ чешуею (змѣи и ящерицы), либо щитами (черепахи). Эти принадлежности достаточно отличаютъ гадовъ, съ одной стороны отъ млекопитающихъ и птицъ, а съ другой отъ рыбъ. Наружный видъ черепнаго мозга, удаляясь отъ шаровиднаго образованія, которое ему свойственно въ человѣкѣ, млекопитающихъ и птицахъ, представляетъ въ гадахъ рядъ частей (узелковъ), другъ за другомъ лежащихъ; спинный мозгъ пробѣгаетъ всю длину позвоночнаго столба и значительно превышаетъ черепный мозгъ своимъ количествомъ. Орудія чувствъ лучше, нежели у рыбъ, но весьма еще несовершенны въ сравненіи съ орудіями чувствъ теплокровныхъ животныхъ. Глазъ — величиною съ сочевицу, малою подвижностію райка, плоскостію прозрачной роговой оболочки — уподобляется рыбьему, а въ другихъ отношеніяхъ имѣетъ сходство съ птичьимъ. Въ орудіи слуха исчезаетъ наружное ушко; улитка лабиринта, по новѣйшимъ наблюденіямъ, видна у всѣхъ гадовъ, за исключеніемъ лягушкообразныхъ. Совершенства въ орудіи осязанія нельзя было ожидать у гадовъ: чувство сіе не могло развиться тамъ, гдѣ нѣтъ совершенныхъ конечностей, и гдѣ растительная область беретъ столь сильный перевѣсъ надъ животною. Чувство осязанія, столь роскошное у человѣка, слабѣя постепенно у животныхъ, становится для гадовъ
