которая на его взгядъ не обѣщала ничего успокоительнаго, могло дѣйствительно озадачить добраго провиціала. Онъ начинаетъ семенить ножками, раскланивается и не знаетъ, оставаться ли ему, или удрать чтобъ не быть скомпромитировану. — Я говорю ему:
— Здравствуй, Дмитрій, или ты не узнаешь меня?
Тотъ продолжая раскланиваться: извините, не имѣю чести знать.
— Да полно притворяться или ты опдъ вліяніемъ сплетенъ Настасьи Александровны думаешь, что я въ самомъ дѣлѣ разстрѣлянъ? Нѣтъ, погоди, я еще съ ней посчтиюсь, чтобъ она не часала языкъ на мой счетъ.
Тутъ Дмитрій узналъ меня, бросился обнимать, разспрашивать, какъ я освобожденъ и прочъ., и проч. По добротѣ своей, онъ увѣрялъ, что Настасья Александровна такъ жалѣла обо мнѣ и ничего злаго проивъ меня не разсказывала, а повторяя разсказы другихъ, только высказывала участіе ко мнѣ.
— Не просилъ и не желаю я такого іезуитскаго участія; не говорю про постороннихъ, которые не зная меня вовсе, могли принимать за правду слова ея, но ты до такой степени былъ ею убѣжденъ противъ меня, что не хотѣлъ вѣрить брату Алексѣю, бывшему ближе къ дѣлу, чѣмъ Настасья Александровна.
— Да полно, пожалуйста полно, успокойся, Павелъ, — говоритъ мнѣ Дмитрій. Я тебя увѣряю, что Настасья Александровна такъ обрадуется, узнавъ, что ты свободенъ.
— Да свободенъ, какъ медвѣдь на цѣпи съ продернутымъ въ носъ кольцомъ, съ тою маленькою разницею, — что, чувствуя цѣпь и кольцо, менѣ считаю себя медвѣдемъ, нежели эти укротители, благополучно свирѣпствующіе.
Взявъ на цѣлый день карету, первый визитъ сдѣлалъ къ фотографу Таутендею и снялся, чтобъ увѣковѣчить память о всем разсказанномъ; потомъ отправился къ парикмахеру, чтобъ привести свою физіономію въ форменный видъ; затѣмъ поѣхалъ на Васильевскій островъ, на бвышую мою квартиру, чтобы забрать мои вещи, если онн тамъ, или разыскать ихъ. Вещи мои были на сохраненіи у хозяина дома Траншеля, но онъ отказался мнѣ ихъ выдать безъ свидѣтельства полиціи для III отдѣленія. Возвращаясь съ Васильевскаго остова, проѣхалъ въ департаментъ генеральнаго штаба, и теперь, чрезъ тридцать почти лѣтъ, помню, какую радушную встрѣчу сдѣлали мнѣ всѣ, начиная съ начальствующихъ лицъ, уже не говорю о товарищахъ, которые встрѣтили меня совершео какъ воскресшаго изъ мертвыхъ роднаго брата, но даже до писарей, курьеров и сторожей включительно.
Разспросамъ не было конца. Сколько разъ пришлось мнѣ повторять разсказъ свой: начальствующимъ каждому отдѣльно въ кабинетѣ, а то-
