выглядывали дамы, площадь была полна любопытными бюргерами и блестящими солдатами, и я, вмѣстѣ съ другими мальчиками, взлѣзъ на большую лошадь курфирстовой статуи и оттуда смотрѣлъ внизъ на пеструю толпу.
Питеръ, сынъ нашего сосѣда, и длинный Курцъ чуть не
- сломали себѣ шеи при этомъ случаѣ, и жалко, что имъ это
не удалось, потому что Одинъ изъ нихъ впослѣдствіи времени убѣжалъ отъ своихъ родителей, поступилъ въ солдаты, дезертировать и былъ разстрѣлянъ въ Майнцѣ; а другой занялся географическими изслѣдованіями въ чужихъ карманахъ, за это былъ сдѣланъ дѣйствительнымъ членомъ одного исправи-тельнаго заведенія, разорвалъ въ одно утро желѣзныя цѣпи, связывавшія его съ этимъ заведеніемъ и съ отчизною, счастливо переплылъ море и умеръ въ Лондонѣ отъ черезчуръ узкаго галстука, который затянулся самъ собою въ ту минуту, какъ Одинъ изъ королевскихъ чиновниковъ выдернулъ доску изъ-подъ ногъ этого малаго.
Длинный Курцъ сказалъ намъ, что по случаю присяги въ этотъ день не будетъ ученья. До начала присяги намъ пришлось долго ждать. Наконецъ, балконъ ратуши наполнился пестрыми господами, знаменами и трубами, и господинъ бургомистръ, въ своемъ знаменитомъ красномъ кафтанѣ, произнесъ рѣчь, которая все растягивалась больше и больше, какъ гуммиластикъ или какъ вязаный спальный колпакъ, когда (въ него бросятъ камень... только не философскій, и до меня явственно долетали нѣкоторыя фразы, напри-мѣръ, та, что «насъ хотятъ сдѣлать счастливыми», и при этихъ словахъ зазвучали трубы, замахали флагами, застучали въ барабаны и закрйчали «виватъ!» Я тоже криг чалъ «виватъ» — и въ это время твердо держался за ста-раго курфирста; это было совсѣмъ не лишнее, потому что голова моя сильно кружилась, мнѣ казалось уже, что всѣ люди ходили на головахъ, потому что свѣтъ сталъ вверхъ ногами, а курфирстъ кивалъ мнѣ изъ-подъ своего длиннаго парика и шепталъ: «держись за меня крѣпчеі» и только отъ грохота пушекъ, стрѣлявіпихъ въ крѣпости, я пришелъ въ себя и осторожно слѣзъ съ лошади курфирста.
Идя домой, я снова увидѣлъ, какъ сумасшедшій Алоизій плясалъ на одной ногѣ. гнуся имена французскихъ гене-раловъ, а пьяный, кривоногій Гумперцъ валялся въ лужѣ и мычалъ: «(^а іга, да іга»,—и придя къ матери, я сказалъ ей: «насъ хотятъ сдѣлать счастливыми, и отъ этого сегодня
нѣтъ ученья!»