— 327 —
но, можетъ-быть, и послѣдній, которому. Придется рисовать на этой землѣ; нредъ нимъ, до времени Караччи, продолжительная темнота, а сзади его снова сгущаются тѣни, его рука—свѣтлая одинокая рука духа въ ночи искусства, и картины, которыя она рисуетъ, носятъ на себѣ печальную печать такой суровой, рѣзкой отчужденности. Я никогда не могъ смотрѣть на эту последнюю рисующую руку безъ тай-наго содроганія, когда видѣлъ самого живописца, малень-каго, быстраго человѣка съ горящими глазами; и въ то же время, однако, эта рука возбуждала во мнѣ чувство самаго задушевнаго благочестія, такъ какъ я вспоминалъ, что она нѣкогда нѣжно ложилась на мои маленькіе пальцы и помогала мнѣ проводить контуры лица въ ту пору, когда я ре-бенкомъ учился рисовать въ дюссельдорфской академіи.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
Собраніе портретовъ генуэзскихъ красавицъ, показываемое во дворцѣ Дураццо, я никакъ не могу оставить безъ упоминания. Ничто на свѣтѣ не можетъ, настраивать нашу душу печальнѣе, чѣмъ видъ таких ѵ портретовъ красавицъ, умершихъ уже нѣсколько столѣтій назадъ. Меланхолически проползаютъ въ насъ мысли, что отъ оригиналовъ этихъ портретовъ, отѣ всѣхъ этихъ красавицъ, которыя были такъ милы, такъ кокетливы, такъ остроумны, такъ плутоваты и такъ мечтательны, отъ всѣхъ этихъ майскихъ головокъ, съ апрѣльскими причудами, отъ всей этой женской весны не осталось ничего, кромѣ этихъ пестрыхъ тЬней, которыя жи-вописецъ, тоже давно сгнившій, , какъ и онѣ, нарисовалъ на гниломъ кусочкѣ полотна, который тоже со временемъ распадается въ прахъ и разсѣется. Такъ проходить безслѣдно всякая жизнь, прекрасная точно такъ же, какъ и безобразная; смерть, сухой иедантъ, такъ же мало щадитъ розу, какъ и чертополохъ; онъ не забываетъ и одинокую былинку въ отдаленнѣйшей пустынѣ, онъ разрушаетъ основательно и безпрерывно, и повсюду видимъ мы, какъ онъ растапты-ваетъ растенія и животныхъ, людей и ихъ созданія и даже тѣ египетскія пирамиды, который^ повидимому, сопротивляются его бѣшеной жаждѣ разрушенія. Онѣ только трофей его могущества, памятники прошедшаго, древнія гробницы царей.
Но еще злѣе, чѣмъ это сознаніе вѣчнаго умиранія, же-стокаго, зіяющаго уничтожения, охватываетъ насъ мысль,
что мы умираем^, даже не какъ подлинники, но какъ копін