—- 130 —
пе ждута отъ меня слишкомъ свѣтлол хвалебной пѣсни во славу человѣка, которого весь здѣшній изящный свѣтъ, особенно истерическій дамскій свѣтъ, окружаетъ въ бѣше-номъ восторгЬ, и который, на самомь, дѣлѣ есть Одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ представителей движенія въ музыкѣ. Я говорю о Францѣ Листѣ, геніальномъ ніанистѣ. Да, этотъ геніальный человѣкъ опять здѣсь и Даете концерты, про-изводящіе очарованіе, почти баснословное. Передъ нимъ исчезаютъ всѣ фортепіанные виртуозы, исключая одного Шопена, этого Рафаэля фортепіано. Въ самомъ дѣлѣ, за исключеніемъ этого, всѣ другіе піанисты, которыхъ мы слышали этотъ годъ въ безчисленныхъ концертахъ, ничего болѣе, какъ именно піанисты, они блистаютъ умѣньемъ играть на этомъ деревянномъ ящикѣ съ натянутыми на немъ струнами; когда же дѣло идетъ о Листѣ, невозможно думать о преодолѣнныхъ трудностяхъ; фортепіано исчезаете, и является музыка. Въ» этомъ отношеніи Листе, съ тѣхъ поръ, какъ мы слышали его въ послѣдній разъ, сдѣлалъ неимовѣрные усиѣхи. Къ этимъ качествамъ онъ присоеди-ішлъ еще спокойствіе, котораго ему прежде не доставало. Когда, напримѣръ, онъ прежде исполнялъ на фортѳніано бурю, мы видѣли сверканье молніи на его собственномъ лицѣ, онъ весь дрожалъ, точно въ бурномъ вихрѣ, и длин-ныя космы его волосъ будто струились каплями отъ только что сыграннаго проливного дождя. Теперь, когда онъ играете самую бѣшеную грозу, то самъ стоите, однако, выше ея, какъ путникъ на вершинѣ Альповъ во время грозы въ долинѣ; тучи собираются глубоко подъ нимъ, молніи, какъ змѣц, извиваются у его ногъ, а голову онъ съ улыбкою воздымаете въ чистый эфиръ.
Несмотря на свою геніальность, Листе встрѣтилъ здѣсь въ Парижѣ оппоЗицію, которая состоите преимущественно изъ серьезныхъ музыкантовъ и подносите пальму первенства сопернику Листа, императорскому піанисту Тальбергу. До сихъ поръ Листе далъ два концерта, гдѣ, противъ всѣхъ обыкновеній, игралъ совершенно Одинъ, безъ всякаго уча-стія другихъ музыкантовъ. Теперь онъ приготовляете тре-тій* концерте въ пользу сооруженія памятника Бетховену. Этотъ композиторъ,дѣйствительно, долженъ подходить ближе всѣхъ другихъ ко вкусу такой натуры, какъ Листе. Именно Бетховенъ проводите спиритуальное искусство до той звучащей агоніи всѣхъ явленій міра чувственнаго, до того
уничтоженія натѵры, который наполняютъ меня нескрыва-