— 549 —.
Въ особенности ириготовленіе рыбъ прелестно выше вся-каго ошісанія. Трогательный, задушевный, но въ то же время глубоко чувственный запахъ селерея. Самосознательная наивность и чеснокъ. Достойно норицанія только то, что онѣ носятъ фланелевые панталоны, т. е. не рыбы, а прекрасный дочери моремъ омываемой Голландіи.
Но въ Лейденѣ, куда я пріѣхалъ, кухня оказалась, отвратительною. Гамбургская республика избаловала меня; тамошнюю кухню я долженъ еще разъ похвалить, и при этомъ случаѣ еще разъ воздамъ хвалу ирекраснымъ гам-бургскимъ дѣвицамъ и дамамъ. О, боги! Какъ въ первый четыре недѣли томился я тоской по копченой говядинѣ и горлицамъ Гамбурга! Я болѣлъ сердцемъ и желудкомъ. Если-бъ, наконедъ, не влюбилась въ меня хозяйка гостиницы «Красной Коровы», я бы умеръ отъ тоски.
Привѣтъ т8бѣ, трактирщица «Красной Коровы»!
Это была приземистая женщина съ очень болыпимъ круглымъ животомъ и очень маленькою круглою головою. Розовыя щечки, голубые глазки—розы и фіалки. По цѣ-лымъ часамъ сидѣли мы вмѣстѣ въ саду и пили чай изъ настоящихъ китайскихъ фарфоровыхъ чашекъ. То былъ прекрасный садъ, съ четырехъугольными и трехъугольными грядами, симметрически усыпанный золотымъ пескомъ, киноварью и маленькими блестящими ракушками. Стволы де-ревьевъ прекрасно разрисованы красной и синей краской. Мѣдныя клѣтки наполнены канарейками. Драгоцѣннѣйшія луковичныя растенія въ раскрашенныхъ стеклянныхъ горш-кахъ. Тисовыя деревья, удивительно искусно выстриженныя и изображающая обелиски, пирамиды, вазы и далее звѣрей. Тутъ же стоялъ вырѣзанный изъ тиса зеленый быкъ, который почти ревниво смотрѣлъ па меня, когда я обнималъ ее, милую трактирщицу «Красной Коровы».
Привѣтъ тебѣ, трактирщица «Красной Коровы»!
Когда она, бывало, покроетъ переднюю часть своей головы фризскими золотыми дощечками, защитить животъ, какъ панцыремъ, платьемъ изъ пестрой шелковой матеріи и обременить руки бѣлою волною своихъ брабантскихъ кру-жевъ, тогда она дѣлалась похожа на баснословную китайскую куклу, точно богиня фарфора. Когда же я при этомъ воодушевлялся и громко цѣловалъ ее въ обѣ щеки, тогда опа стояла совершенно фарфорно-неподвижно и вздыхала совершенно фарфорно: «мингеръі» Всѣ тюльпаны въ саду, казалось,
приходили тогда въ умнленіс и тоже вздыхали: «мингеръ!»