— 236 — .
два дня говорилось объ этомъ въ Берлинѣ, а это много зиачйть. Повсюду рассказывались анекдоты изъ жизни Гейма, изъ которыхъ иные въ высшей степени забавны. Самымъ потѣшнвімъ изъ нихъ кажется мнѣ разсказъ о томъ, какъ онъ мистифицировалъ своего кучера, когда тотъ за-явилъ ему однажды, что онъ уже достаточно долго возидъ своего барина, что хочетъ теперь самъ стать врачомъ и выучиться медидинѣ. Было также много и другихъ служеб-ныхъ юбилеевъ, и у Ягора то и дѣло хлопали пробки бу-тылокъ шампанскаго. Вообще не успѣешь оглянуться—какъ ужъ такой-то и такой-то выслужили свои пятьдесятъ лѣтъ. Это происходить отъ климата. Одна служанка также справляла свой юбилей, и въ газетѣ «Е1е§апі» можно прочесть, какъ юбилярша была чествована и воспѣта. Даже одна матрона изъ улицы Невинности, какъ я слышалъ вчера, праздновала свой юбилей. Ее увѣнчали розами и лиліями; Одинъ чувствительный портупей-юнкеръ поднесъ ей сонетъ совершенно въ духѣ обычной юбилейной поэзіи, гдѣ риѳмуютъ вожделѣніе, влеченіе, треніе, столкновеніе, а двенадцать дѣвицъ поютъ:
«О мой мечъ! Что означаетъ,
Что онъ ярко такъ блистаетъ?» и т. д.
Вы видите, что стихотворенія Теодора Кернера все еще распѣваются. Правда, не въ кружкахъ хорошаго вкуса, гдѣ уже открыто признали за особое счастье, что въ 1814 году французы не понимали по-нѣмецки и не могли читать тѣ безцвѣтные, пошлые, плоскіе, лишенные поэзіи стихи, которые приводили въ такой энтузіазмъ насъ, добрыхъ нѣм-цевъ. Но эти пѣсни освобожденія еще часто декламируются и поются въ тѣхъ чувствительныхъ компаніяхъ, гдѣ зимою грѣются у невиннаго огонька горящей соломы, потрескивающей въ этихъ патріотическихъ пѣсняхъ, и подобно тому, какъ старый бѣлый конь Великаго Фридриха снова молодецки становился на дыбы и продѣлывалъ весь маневръ, заслышавъ звукъ трубы, такъ пробуждаются высокій чувства во многихъ берлинкахъ, когда онѣ заслышать пѣсню Кернера; онѣ граціозно прижимаютъ руку къ груди, испу-скаютъ бездонный вздохъ блажества, мужественно подымаются, какъ Іоганна фонъ-Монфоконъ, и говорятъ: «Я нѣмецкая дѣвственница».
Я замѣчаю, мой милый, что вы кисловато смотрите на меня изъ-за того горькаго насмѣшливаго тона, съ какимъ
я иногда говорю о вещахъ, которыя другимъ людямъ до-