— 453 —
яеніи обоихъ сочиненій. Въ шлегелевскомъ трудѣ мы ясно видимъ всѣ стремленія, потребности, интересы, общее на-правленіе нѣмецкихъ умовъ въ теченіе предпослѣднихъ де-оятилѣтій, и идею искусства, какъ средоточіе всего. Но если шлегелевскія лекціи образуютъ такимъ образомъ литературный эпосъ, то сочиненіе Менцеля, напротивъ, предоставляется намъ оживленной драмой, интересы времени выступаютъ на сцену и произносить свои монологи; страхи, желанія, надежды, страхъ и состраданіе высказываются, друзья совѣтуютъ, враги напираютъ, партіи борются между собой, авторъ отдаетъ имъ всѣмъ должное, какъ истый драматурга, онъ не выказываеть особаго предпочтения ни одной изъ борющихся партій, и если намъ недостаетъ здѣсь чего-нибудь, то только хора, который бы спокойно объяснялъ конечное значеніе боя. Но этого хора г. Менцель не могъ намъ дать по той простой причинѣ, что онъ еще не до-жилъ до конца этого столѣтія. По этой же причинѣ и намъ определить настоящее средоточіе было гораздо легче въ книгѣ ранняго періода, у Шлегеля, нежели въ книгѣ, принадлежащей самому близкому настоящему. Одно только для насъ очевидно—средоточіе Менцелевскаго сочиненій уже не идея искусства. Менцель старается скорѣе понять отноше-ніѳ жизни къ книгамъ, открыть организмъ въ мірѣ литера-турныхъ произведеній; иногда намъ казалось, что онъ смо-тритъ на литературу, какъ на растительность—и вотъ онъ прохаживается съ нами, и ботанизируетъ, и называетъ по именамъ всѣ деревья, пускаетъ остроты насчетъ самыхъ большихъ дубовъ, юмористически нюхаетъ всякую грядку тюльпановъ, цѣлуетъ каждую розу, ласково наклоняется къ нѣкоторымъ хорошо знакомымъ полевымъ цвѣткамъ и при этомъ смотритъ такъ умно, что мы почти готовы подумать, что онъ слышитъ, какъ растетъ трава.
Съ другой стороны, мы замѣчаемъ у Менцеля стремленіе къ научности, составляющее также тенденцію новѣйшаго времени, одну изъ тѣхъ тенденцій, которыми она отличается отъ предыдущаго періода искусства. Мы сдѣлали болыпія пріобрѣтенія въ области ума, и наука должна упрочить ихъ за нами, какъ нашу собственность. Это значеніе науки признано даже правительствомъ въ нѣкоторыхъ нѣмецкихъ государствахъ, особенно въ Пруссіи, гдѣ въ этомъ отноше-ніи всего ярче блистаютъ такія имена, какъ г. Гумбольдъ, Гегель, Боппъ, А. В. Шлегель, Шлейермахеръ и т. д. Это
же стремленіе перешло, и главнымъ образомъ подъ влія-